Золотая Пуля, или Последнее Путешествие Пелевина
Шрифт:
— Странно как-то.
— Мне, если честно, вообще, иногда кажется, что они — порождение моего собственного — будь оно трижды проклято! — сознания. Как вот бывает, что чёртики к горьким пьяницам заявляются. Или зелёненькие человечки к психам. Так и эти ко мне. Сегодня уже в восьмой раз, кажется. Стреляют по чём зря… Я кручусь-уворачиваюсь, а это, может быть, всего лишь — ну вдруг — плод моего больного воображения. Так сказать, игра переутомившегося ума.
— Судя по этому синяку, так это вряд ли, — справедливо заметила Йоо.
— Да, судя… Это да. Да и больно. Знаешь, боль — это, наверное, действительно единственная возможность по-настоящему ощутить собственную реальность.
— А тот шрам у левого соска, и вот тут ещё, под лопаткой, и здесь, под ребром, — это тоже антидоты?
— Здесь? Нет, это уже так… типа свои. Критики.
— Критики?
— Ну,
— За что?
— Да за разное… За то, например, что пишу, как могу, а не так, как, по их мнению, должен.
— Кому должен?
— Не знаю
— Им что ли должен?
— Может быть, и им.
— А они, значит, знают, как писать нужно?
— Видимо знают.
— Слушай, а почему тогда они критики, а не писатели?
— Детский вопрос.
— Слушай, а как же тогда «Не стреляйте в тапёра, он играет, как умеет»?
— У этих ребят есть зуд, но им не знакомы положения дворового кодекса чести.
— Послушай, Жених, а ты их того, гасишь гадов?
— Нет.
— Почему?
— Да ну их! Одна вонь.
— Одна вонь?
— Да, одна вонь… — Виктор закончив мылиться, стал активно смывать с себя пену. — Знаешь, детка, что это за единица измерения такая — одна вонь? А? Вот есть в системе СИ один ом, один джоуль, одна тесла…
— Тесла — знаю.
— Да ну!?
— А то!
— Ну и?
— Сейчас… Значит так… Одна тесла это эманация такого инфернального поля, в котором на каждый метр артерии при жажде крови в один вампир действует максимальная сила главного Вампира, — отчеканила Йоо, прикрыв зачем-то глаза. — Всё. Так, Жених? Правильно?
— Смотри-ка, а ты что-то там соображаешь.
— Я, вообще-то в школе круглой отличницей была, чтоб ты знал. Была… До тех пор, пока… Ну, пока в шоу-бизнес не подалась. Понятно тебе?
— Понятно.
— А вот что такое одна вонь, я не знаю. Это, наверное, в одиннадцатом проходят…
— В сто одиннадцатом… Дай-ка полотенце. Я сейчас тебе всё объясню, Виктор вылез из ванной, взял протянутое полотенце и стал, яростно растираясь, транслировать расширенное определение вони: — Одна вонь, детка, — это совокупное количество напраслины, которое выделяется в холодную пустоту космоса за то время, пока критик на подхвате Немслепоглухер и обозреватель за всё Чарлиангельский, зайдя одновременно на один и тот же актуальный культурологический сайт, и ревностно вчитываясь в выложенные на нём свежие статьи друг друга, с сожалением находят, что месседжи их посланий по взрывной мощи практически равновесны, так как количество использования первым автором к месту и не к месту термина «симулякр», многократное применение которого должно было бы, по его мнению, ненавязчиво отсылать к некоторым пессимистическим выкладкам неомарксиста Жижека, хотя на самом деле лишь вызывает ненужные коннотации, после которых у всякого, кто в теме, на поверхность сознания выталкивается придуманная братьями Вачовски метафорическая сцена, где Избранный производит выемку диска с программой взлома Электронного Автомобильного Блокиратора из тайника, вырезанном в томике Бодрияйара, полностью компенсируется упрямым игнорированием вторым автором перспективы рассмотрения необязательного чтения с позиций самого художественного текста, возникающей в процессе дискурса, когда, к примеру, фамилии известных персон можно было бы рассматривать в конкретном тексте безотносительно к их реальным носителям и отношению читателя к данным публичных персонажам, а просто как некие структурные сущности, находящиеся в некоторых отношениях с другими элементами текста, но эта ничья в интеллектуальном поединке двух модных публицистов становится показателем пустоты базара, когда на этот же веб-сайт совершенно случайно, не истины взалкать ради, а токмо неверным движением руки, соскальзывает незадачливый пятнадцатилетний юзер Гоша Тюкин, который, впрочем, быстро разобравшись, по концептуальному убожеству местного дизайна, — что к чему, тут же, не пугая прыщи на лбу зачатками морщин, жмёт с ходу флэш-баннер, уносящий его в пределы онлайновой игры, где он обязательно станет победителем, — а как иначе, — сумев таки попасть теннисным мячом в одно забавное местечко мечущейся вдоль кирпичной стенки сеяной ракетке Курвиковой, что, соответственно, и позволит ему в последствии получить бонус — халяву на трёхчасовое посещенье порносайта «Из архивов Лубянки», употребление коего за раз всенепременно вызовет у него некоторое неясное томление на предмет зыбкости собственного бытия и иллюзорности видимых горизонтов, и что, в свой черёд, подвинет его сдать последний грош, дабы запустить по всё же прилипшему к подкорке смурному словечку «симулякр» машинный поиск, результаты которого утешения ему, как водится, не принесут, зато обязательно заставят взыскать подлинности, а, следовательно, применить простой приём практического дзэна — сунуть свою зачумлённую голову в открытую фортку и вдохнуть полной грудью светлую печаль, занесённую нездешними ветрами в пахнущий мхами и морошкой воздух подмороженного октябрьского утра… Вот и всё, собственно. Вот что такое одна вонь. Поняла?
— Слова по отдельности — нет, а в целом — да.
— А так и надо — всё всегда в целом понимать… Так и надо. Значит, говоришь, в целом поняла? Или всё же повторить?
— Не надо! — отчаянно вскрикнула Йоо и насупилась. — Ты меня, Жених, наверное, за инфантильную идиотку держишь? Да? И своим интеллектом с ходу задавить пытаешься?
— Вот что, девушка, слушай-ка сюда. Во-первых, за инфантильную идиотку я тебя не держу, — и не потому, что держу тебя за кого-то другого, а просто пока плохо тебя знаю и, вообще, ни за кого по этой причине не держу, распространяется на тебя пока презумпция, если ты знаешь, что это такое, а вот когда узнаю тебя поближе, тогда и буду тебя за кого-нибудь держать, возможно, как раз за инфантильную идиотку. Это, во-первых. А во-вторых, почему ты всё время называешь меня женихом?
— А как же мне тебя называть, если я буду твоя Невеста? Суженым что ли?
— Ты меня ещё Избранным назови!
— Ну как-то ведь мне нужно тебя называть? Не дядей же Витей. В самом деле
— Ну, называй меня так, как моя мама называла моего отца, кадрового офицера РККА.
— Это как?
— Наверное, Пелевиным. Просто Пелевиным.
— Пелевиным? Ладно, Жених. Буду теперь называть тебя Пелевиным.
Йоо задрала платье, приспустила трусики, присела на унитаз и с задумчивым выражением лица зажурчала.
Такого коммунизма Виктор вынести уже не смог и срочно из ванной-рум ретировался.
6
Пройдя в гостиную, Виктор — блин, вот оно, началось! — застигнул собаку в момент совершения циничного по своей природе преступления: Дюк, вероятно, не выдержав долгого, по его звериному разумению, одиночества, стащил со стола первую попавшуюся книгу и, примостившись на диване, приготовился плотным образом ею заняться.
Виктор сразу, с первого взгляда, узнал это — дорогое его сердцу издание. И с отчаянным криком: «А ну-ка верни, мерзкий пёс!» подбежал к бандиту, шмякнул его по морде мокрым полотенцем и попытался вытащить из клыкастой пасти украденный том. Дюк только глаза удивлённо скосил, — ты что, мол, дурак? — но челюсти не разжал. Он, наверное, тоже питал нездоровую любовь к редким фолиантам. И кердык бы книжице пришёл, когда бы не строгая команда вбежавшей на крики Йоо. Её «фу» заставило зверя отказаться от потрошительных намерений и всё же раскрыть свои кусачки. Раскрыл. Куда ж деваться. Раскрыл. Правда, не без некоторого сожаления и не слишком спеша. За что и получил от хозяйки шлепок по загривку.
Виктор сразу стал протирать краем полотенца обложку спасённой книги. От покрывшей её тягучей собачьей слюны. Затем внимательно осмотрел раритетную вещь. Глубоко вздохнул-выдохнул, увидев вмятины от зубов. Но, впрочем, ничего вслух не сказал, — что толку теперь-то психовать? И безо всяких дежурных упрёков положил книгу на место.
Тут только сообразил, что стоит совершенно голый. Совершенный, но голый. Накинул быстро, — благо тут же на диване лежал — домашний свой халат. Выспавшиеся за день драконы приняли свои привычно-угрожающие позы.
А Йоо, не обращая никакого внимания на его запоздалое смущение, взяла ещё слегка влажную книгу со стола и принялась её туда-сюда листать, интересно ей, видимо, стало, из-за чего весь этот сыр-бор приключился.
Книга её, похоже, чем-то зацепила, раз спросила она удивлённо:
— Послушай, Пелевин, а что это за книга такая странная?
— Почему странная? Просто очень древняя книга. Трактат о сущности Дао. Как Дао дэ Цзин. Только более продвинутый
— Но тут же вообще ничего не написано? — здесь же все листы чистые. Пожёванные, но чистые. — Йоо ещё раз пролистнула книгу. — Пусто, как в новой записной книжке. Старой, но новой. Что это за фигня такая? А? Что за недотыкомка? Молоком что ли написано? Да?