Золотая Пуля, или Последнее Путешествие Пелевина

Сердюк Андрей

— Только если чего-то не поймёшь, я не виноват.

— Да не боись ты, Пелевин, разберусь. У меня ай-кю сто двадцать пять.

— Ну, если ты такая шибко умная, тогда значит так, — слушай и уж как-нибудь врубайся. Тут одним словом не обойдёшься. Потому как мутно здесь… В общем, подруга, Глобальный Пафос — это такой образ жизни человечества, которой и порождается некритичностью человеческого ума и порождает ещё большую его некритичность. Одно к другому… Глобальный Пафос — это ничто иное, как первая производная от Чёрной Жабы… Такая это всё, понимаешь ли, бесконечно самовоспроизводящаяся тупость. Тупость, энергией которой Чёрная Жаба, кстати, питается… Или подпитывается. Вот так вот. Замкнутая выходит-получается система… Безотходная… Мы говорим Чёрная Жаба, подразумеваем — Глобальный Пафос. Мы говорим — Глобальный Пафос, подразумеваем — Чёрная Жаба.

— И что?

— А то, что эта тупость вскоре окончательно покроет всё. Включая политическую организацию человечества… И установит Новейший Мировой Порядок. Установит Новейший, разрушив Новый. Невелика, конечно, потеря. Но и такое приобретение — говно полнейшее. Причём, не просто говно, а говно попавшее на

вентилятор. Если Новый Мировой Порядок — это, как говорится, the dark side of the New Economy, обратная сторона Новой Экономики, то Новейший — это её изнанка. И тут такое дело. Война между американским государством-системой и европейским сетевым государством ещё идёт и до чьей-либо победы пока далеко, а тонкая самонастройка Глобального Пафоса уже осуществляется. И не только на бытовом уровне, но и в самых высоких политических, то есть — системообразующих, сферах. И знаешь, почему это происходит? — Йоо пожала плечами. — А потому что, какая бы сторона не победила, без Глобального Пафоса ей уже будет не обойтись. Глобальный Пафос покроет глобального победителя. И это объективная штука. Демократия в существующем её виде в уже наступившем будущем работать не может. Наш мир изменяется сейчас со скоростью, которая равна скорости увеличения производительности микропроцессора. Так? Так. Мир перестал быть материальным, он стал текучим, как информационный поток. В таком убегающем от нас мире использование политической системы с обратной связью, — которой, по сути, и является, традиционная демократическая система, — похоже на попытку дважды войти в одну и ту же реку. Демократия — это процедура. На процедуру сейчас нет времени. Бесконечный многоактовый спектакль с передачей власти от народа к представителям отныне не катит. Подобная система сегодня обречена на пробуксовку. Даже и в идеале. Не говоря уже о нынешней её лицемерной, коррумпированной, пропиаренной, годной лишь на примитивное освоение финансовых потоков — ипостаси. Это старая и гнилая система выставляет себя на посмешище везде и всюду тем, что героически отрабатывает управленческие решения по проблемам, которые к моменту принятия решения перестают существовать. Понимаешь? — Йоо хотела ответить, но не успела. Поэтому естественно возникает необходимость в новом, более технологичном формате управления, способном быстро подстраивать сознание масс и манипулировать ими. Вот так, собственно… В этом суть. И я представления не имею, как и во что эта штуковина будет конкретно оформлена, только знаю, что так оно, в конечном счете, всё и будет… Всего-то и делов: создать замкнутую идеологическую систему, установив мировую монополию на легитимные информационные потоки. Вопрос времени и денег… Да, ну и чтобы эта система работала надёжно, без сбоев, нужно, конечно, чтобы человечество окончательно превратилось в легко управляемую массу с лояльным сознанием — в некую послушную биомассу. Поэтому Глобальный Пафос это, по сути, — совокупность усилий, направленных на приведение сознания людей в такое вот скотское состояние. Чёрная Жаба естественно этому процессу весьма способствует, поскольку некритичный ум является основой лояльности. И такая вот работа идёт уже во всю и полным ходом.

— А кто её ведёт? Мистер Зло? Или доктор Но? — спросила Йоо, ошеломлённая открывшимися нехорошими перспективами.

— Если бы, дет… подруга, всё было бы так просто… Видишь ли, заговор против человечества действительно существует, но дело обстоит так, что в этом заговоре участвует всё взрослое население Земли. Как материя во Вселенной стремиться принять форму шара, так и человечество в своей массовой бессознательности и бессознательной массовости стремиться устроить себе шаровую жизнь. Оно спешит по максимуму устраниться от принятия каких-либо решений и страстно желает скинуть с себя груз ответственности за свою дальнейшую убогую судьбу. Достаточно оглянуться по сторонам, дабы узреть, что люди в массе своей настроены со страшной силой и способны лишь на растительную жизнь. Тихо-смирно жрать воздушную кукурузу и подогретых собак, тащиться от своих бесконечных сериалов и прочих тупых бейсболов, лечить перхоть и этот… как его?… кариес, выращивать кактусы на подоконнике и ни во что не лезть, — вот базовый список их притязаний! Ну и предел мечтаний, чтобы та химера, которая называется совестью, скорей издохла. Вот, собственно, и всё, чего хотят все люди на этой планете. Правда, некоторые ещё как-то пытаются себя блюсти, но таких мало. Слишком мало… Основная масса творчески переработала десять божьих заповедей и трактует их теперь так: покупай, потребляй, смотри тиви, живи в кредит, приспосабливайся, никогда не возмущайся, не мечтай о высоком, верь властям, не задумывайся, не просыпайся. Главное — не просыпайся. Вот так they live. Ну, а двигателем этого безумия является распущенное коллективное бессознательное, подстёгиваемое тлетворным дыханием Жабы… Так, — я, кажется, уже повторяюсь… Ладно. Ну, ты, подруга, успеваешь за мной? — вспомнил Виктор о девушке, и Йоо как-то уж слишком уверено кивнула ему в ответ. — Вот так вот, — вздохнул Виктор, как бы вздохом подведя черту под своим разоблачительным спичем, но не удержался, и понесло его по течению дальше: Нет, конечно, если спрос на Глобальный Пафос есть, есть и те, кто обеспечивает предложение. Тут то же свой бизнес. И выдвигаются персоналии, которые берутся эту операцию на мозге человечества проводить. Ловцы тенденций, желающие приватизировать процедуру. Такой вот бизнес… Страшноватый, правда. Ведь эти шустрики тоже находятся внутри процесса изменения человеческого сознания. Ужас! Представь, каких действий можно ждать от нейрохирурга, который руководит операцией на мозге, в то время, когда ему самому проводят точно такую же операцию. Но выдвигаются… А если есть бизнес, появляются и те, кто его крышует.

— Антидоты? — догадалась Йоо.

— И антидоты. И «Всемирная инквизиция». И другие мухобойки. И всякие мелкотравчатые на них пародии… «Снующие всюду», например…

— А ты, Пелевин, значит, против всего этого?

— Я? Ну что ты! Я нет, глобально я не против. Мне по барабану, точнее по бубну. Это Бодрийяр против, его сводный брат Кудеяр, который сгинул в Подвале, был против, другие… А я нет. В конце концов, Лао-Цзы и учил, что, управляя страной, совершенномудрый должен делать сердца подданных пустыми, а желудки — полными, чтобы у народа не было знаний и страстей. Я же говорю, это объективный процесс. И его не остановить. Как несущейся без остановок локомотив.

— А этот твой Бодиарт…

— Бодрийар?

— Ну да, Биллиард… Он что считает, что можно остановить эту штуковину?

— Видимо, считает. Он в своём праве.

— А ты думаешь, значит, что не возможно?

— Нет, конечно. Не возможно. И поэтому мне всё по бубну… А потом, если подобно Бодрийару, относится к Глобальному Пафосу чересчур серьёзно, то рано или поздно, к доктору не ходи, сам станешь его, Глобального Пафоса, неотъемлемой частью. И оно мне надо?

— Стоп, я что-то не всосала, — если тебе всё по бубну, зачем тогда ты… за пулей за этой?

— Зачем, говоришь? Ну… Да, тут, конечно, на лицо некоторое мотивационное противоречие, но… Понимаешь, мне, в общем-то, действительно по бубну, какую там парадигму развития выбирает для себя съехавшее с глузду человечество, один хер Солнце когда-нибудь потухнет и вся эта чертовщина закончиться, — так что плевал я в свете этого грядущего события на все эти смешные идеологические заморочки… Да… Но поскольку Солнце ещё коптит, а мне какое-то время придётся с этим мириться, я считаю себя в праве противодействовать грубым наездам на меня лично. На меня, как на носителя личностного суверенитета. Понимаешь? Пусть, за ради бога, делается народ сытым и тупым, превращаясь в быдло, но ко мне с этими делами, пожалуйста, не надо… Я не народ. Я — Пелевин.

— А я — Йоо!

— Молодец! Правильно… И я тебе так скажу, — trouble till trouble troubles you.

— Что?

— Когда вошь укусит, тогда и чешись. Пословица.

— Пословица?

— Да, английская. Знаешь, я ведь никого не трогал до тех пор, пока Глобальный Пафос не стал посягать на мой собственный, честно заработанный бутерброд.

— На какой бутерброд?

— С маслом и колбасой — такой вот бутерброд… И, заметь, не выданный в качестве пайки, а, подчёркиваю, — заработанный. За-ра-бо-тан-ный! Видишь ли, по жизни моим ремеслом всегда было мирное строительство параллельных реальностей, — конечно, по мере их необходимости. Вот… Необходимость в строительстве всякой новой реальности появлялась, когда в старой для меня кончались все бутерброды. И процесс шёл, и всё было нормально, — во всяком случае, бутербродов мне хватало. И продолжалось это до тех пор, пока Глобальный Пафос однажды не решил, что вся литература должна стать такой, чтобы она, цитирую, «не омрачала снов, не грузила размышлениями и не препятствовала выработке желудочного сока». Конец цитаты… Прямо таки Лао-Цзы. Но, понимаешь, даже этот великий трактат, возведённый в абсолют и употреблённый в неразбавленном виде, неминуемо превращается во Внутренний Устав гестапо. Это всё равно, что пытаться дышать воздухом, состоящим из чистого кислорода. Невозможно. Лёгкие без углекислого газа дадут сбой и, в конце концов, остановятся. Это я всё к тому, что Дао действительно невозможно выразить словами… А тем более со слов понять. Понимаешь о чём я?.. Фу, сам себе, не сходя с места. противоречу.

— Да я понимаю, — отозвалась Йоо. — Понимаю.

— Я сбивчиво, наверное… Больше себе пытаюсь объяснить, чем тебе. Но невозможно же выразить словами. Ладно, всё это дедушкина антропология… Тебе вряд ли интересно.

— Ну почему, интересно, — наверное, соврала Йоо, а может быть, и нет.

— Ну, тогда я о себе любимом продолжу… Давно хотел кому-нибудь… Хотя как раз в себе-то самом мне и самому не очень всё ясно. Даже очень многое не ясно. Не понимаю я себя порой. Вот спроси меня, как я попал в Сопротивление?

— Как?

— Чёрт его, то есть меня, знает! Да, согласен, не хотел я быть объектом управления, но ведь и субъектом его быть тоже не хотел. А хотел быть просто чжуцзоцзоланом.

— Кем?

— Летописцем.

— А-а-а.

— Да, летописцем. И поначалу так всё и было. Я никого не трогал. Сидел в своей Башне и поплёвывал с её высоты косточками от вишен. Был, короче, правоверным даосом. Но вот однажды наступило такое время, когда мои книги попали в этот долбанный Index Librarum Prohibitorum, в издательствах стали со мной расплачиваться от старого осла ушами, и пошли какие-то левые наезды. Расчухали, что в книжонках моих помимо попсы голимой, есть ещё что-то такое… Ну, такое… Короче, — подрывное. С точки зрения Глобального Пафоса. Вот они мне кислород и начали перекрывать. Достаточно сравнить, например, тиражи мои двухлетней давности с нынешними. Слёзы остались. Слёзы…Вот так вот… Мне бы тогда отвалить, на дно залечь, а я зачем-то огрызнулся. И тогда появились антидоты. В общем, как говориться, я стал болезнью, они — лекарством. Я — яд, взбадривающий тухлое сознание, они… антидоты. А антидоты, они и есть антидоты. Тогда мне ничего больше и не осталось, как податься в Сопротивление… Видишь ли, когда по тебе пытаются пройтись гусеницами танка и сделать не очень живым, хочешь ты этого или нет, но твоя терпимость куда-то вдруг испаряется, и в какой-то момент ты вдруг перестаёшь снобистски ковыряться в носу, сидя в щели между формой и содержанием, перестаёшь «шлифовать» пресловутое «зеркало», а начинаешь лихорадочно заливать в бутылку из-под Хенесси дремучую гремучую горючую смесь. Так вот. Для того чтобы придерживаться принципа «увэй», то есть «быть недеятельным», надо, прежде всего, закрепить за собой право «быть». Для начала — просто быть. Якши?

— Якши.

— Короче, я начал отбиваться. И не давал себя в обиду. И мне это удавалось. Ну, а потом закрутилось-замутилось: меня нашли люди Совета, я узнал о Чёрной Жабе, прошёл подготовку в спецлагере, стал Воином Света, и отправился третьим номером в своё первое Путешествие. За Хорошей Миной. А потом вторым номером за Хазарской Стрелой. Теперь пойду фронт-мэном за Золотой Пулей. Ясно?

— Ага… Понятно, чего ж тут не понять, — ты, Пелевин, из каких-то личных обид поддерживаешь абсолютно безнадёжное дело.