Золотая Серединка
Шрифт:
Кирилл кивнул, машина отъехала.
Таша отключила камеру. Я еле оторвалась от телевизора и уставилась на Ташу.
– Что? Не нравится? – удивилась подруга.
– Я просто настолько поражена, что даже не знаю, что и думать.
– Чем поражена?
– Почему он все это терпит? – спросила я.
– Ну, ты же сама мне говорила про манго. Человек всю жизнь мечтал попробовать манго. Вот оно у него в руках. И он его пробует.
– Погоди. Попробовать – это значит откусить разок. И если тебе не понравилось – выплюнуть и больше никогда не пробовать.
– Значит, ему понравилось, –
– Что понравилось? Унижение в ресторане? Стыд перед другом, перед клиентами? Что?
– Я думала, ты будешь довольна. – Скривив губки, произнесла Таша.
– Я довольна. Очень. Только теперь хочу понять, почему он это терпит?
– Почему ему не понравилось манго, но он его, как мазохист жует?
– Да.
– А может назло тебе? – предположила подруга.
– Скорей всего назло себе, – я сказала это с уверенностью, потому что действительно поняла, – он всегда мечтал о такой девочке, как ты, и вот, получив, он должен как бы доказать сам себе, что все было не зря. Он как бы не верит, что ты действительно такая и дает тебе шанс. Еще и еще. Интересно, когда ему надоест? Интересно, когда он поймет, что ошибся?
– Скоро. Вот Кузьма ему устроит! – Таша хихикнула. Он обделает ему всю обувь, всю квартиру! Даже страшно представить себе, какая картина откроется передо мной завтра.
Глава двенадцатая
На следующий вечер картина действительно открылась необычная. Но все по порядку. Утро, как обычно, началось с чашки кофе и с Ташкиного рассказа:
Звонок
– Да, алё, – Лена кричала в трубку, – я слушаю вас. Говорите!
Никто не ответил. Лена положила трубку, но не успела даже дойти до кухонной двери, как телефон зазвонил снова.
– Ну, говорите же, – сказала она сразу.
– Здравствуй, – услышала она.
Лена присела, отстранила трубку и испуганно посмотрела на неё.
Потом опять осторожно приложила её к уху и шепотом сказала:
– Здравствуй…
В трубке ничего не ответили, только было слышно, что на том конце провода кто-то есть, но он просто молчит.
– Очень боялся тебя испугать.
Лена молчала. Сначала она подумала, что это кто-то так шутит, но его голос она узнала бы из миллиона. Нет, из миллиарда. Нет. Его голос она никогда бы не спутала, ни с кем. Потому что это был самый родной и самый желанный голос на свете. Немного хриплый, как-будто простуженный, но она чувствовала, что на том конце провода сейчас он. Тот, кого она потеряла 3 года назад, кого знала всего несколько месяцев, но будет любить всю оставшуюся жизнь.
– Ну
– Я знала, что ты позвонишь.
Он засмеялся. Совсем неслышно, так, как смеялся всегда. Немного смущаясь и, наверное, покручивая рукой усы.
– Я даже не хочу спрашивать тебя, как это все произошло. Я просто хочу слышать твой голос. Или, – Лена немного запнулась, – или может быть…
– Нет. Только голос.
– Хорошо.
Он молчал.
– Как ты? Просто расскажи мне, как ты.
– Не могу.
– Хорошо. Тогда просто говори. Просто говори. Что-нибудь…
– Помнишь ромашки?
– Да, – тихо сказала Лена, и по её щекам потекли слезы.
Они, соленые и горькие, стекали на платье, на руки и казалось вместе с этим бестолковым дождем, который тревожно стучал в окно, пели серенаду. Грустную и печальную песню о любви.
Она даже подумала о том, что эти капли так громко стучат и из-за них она не услышит его слов. Но он пока молчал, а капли все плакали и плакали.
– Красивые цветы. Тут их нет. А может и есть. Но я не встречал.
Потом он почувствовал, что она плачет.
– Прости. Не хотел будить воспоминания. Просто…
– Это чистые слезы. Они смывают все, что было за эти три года. Без тебя.
– Я очень виноват.
– Не надо. Все равно ничего не вернуть и ничего не изменить. И если ты не можешь говорить о том как ты, расскажи мне о прошлом. Там где был ты. И я.
– Это очень больно.
– Мне тоже, – потом, немного помолчав, добавила, – эта боль… наказание или награда?
– Боль не может быть ни наградой, ни наказанием. Потому что она боль.
– Но ведь она отпустит. Когда-нибудь. Да?
– На время.
– Значит, наказание.
– У тебя есть кто-то. – Спросил он.
– Нет. А у тебя?
– Нет. И не будет, – ответил он и вздохнул.