Золотая сеть
Шрифт:
2. После зимы наступает весна. И весной мы хотим остаться там, потому что тогда природа пробуждается, птицы начинают петь и начинается сев растений. Мы там хотели бы основать мичуринское поле. Взять одну лопату, одну мотыгу, одни грабли, пятьдесят пакетиков земных семян (и цветочных) и один мешок искусственных удобрений.
3. На Марсе существуют огромные песчаные Сахары, где мы и будем производить исследования, совершать походы. Взять одного верблюда (двухместного).
4. Там есть водные каналы. Наука не определила этого еще точно, но, кажется, это так.
5. На Марсе есть живые существа, а раз там есть живые существа, то есть там и пионеры. Взять подарки для одного пионерского звена, которые подготовит наше пионерское звено. Девочки сделают кукол в нарядных костюмах, а ребята — земных зверей из дерева.
Подготовившись, мы вылезли из ларя, через окно стали смотреть на небо, чтобы увидеть Марс. Был уже вечер.
Я сказал:
— Может быть, и марсиане так же вот смотрят на нас! Может быть, они смотрели на советскую ракету и видели, откуда она вылетела, и удивлялись.
Миша сказал:
— Конечно же! Марсиане ломают себе голову, но потом они поймут, что если с нашей Земли летит ракета, то на Земле должны быть и живые существа. Иначе, кто бы послал ракету? А может быть, через неделю или две они к нам отправят своих жителей и мы познакомимся.
Я обрадовался и подумал, что это было бы здорово. Но потом я испугался. Я читал, что Марс — это бог войны, а марсиане — плохие и хотят войны. Но Миша сказал:
— Ну и дурак же ты, Миро! Если к нам прилетят марсиане, то ведь это будут не капиталисты. Ведь капиталисты не могут послать ракету даже отсюда! Как бы могли сделать ее марсиане-капиталисты? Думай по-научному, голова! Если к нам прилетят марсиане, они будут такими, как мы, и принесут нам не войну, а марсианского верблюда, мичуринское поле и подарки от пионерских дружин.
Я начал думать по-научному и больше ничего не боялся.
ДРУЗЬЯ
Мой самый хороший друг, друг до гроба — это Миша Юран, потому что я люблю его больше всего на свете. Мама рассказывала, что, когда еще в детском саду как-то раз Миша не захотел играть со мною, я плакал до самого вечера и даже ночью во сне. А когда у Миши была ветряная оспа, я нарочно тайком залезал к нему в постель. Позже отец узнал об этом и хотел всыпать мне, только ничего не вышло, потому что всюду у меня были нарывчики: даже на носу. Там у меня так и осталась оспинка. После всяческих упрашиваний мне разрешили лежать у Юранов, и нам было хорошо.
Потом уже мы всюду и всегда были друзьями: и в болезнях, и в школе, и на дворе. Я думал, что только Миша может быть мне другом, и больше никто. Но теперь я знаю, что могут быть и другие друзья.
Сегодня у нас было рисование, а рисование мы очень любим, потому что во время переменки мы освежаемся красками, чтобы не было жарко. Мы обычно разводим краски и рисуем друг друга и самих себя. Когда у нас много желтой краски, мы рисуем все желтым, чтобы красок у нас оставалось каждый раз поровну.
А когда у Бучинского была новая прическа — «аргентинская травка», — мы покрасили его в зеленый цвет, а Канториса — в черный. Он стал вроде черного аргентинского буйвола и мог эту травку съесть.
Сегодня перед уроком рисования Миша сказал:
— Как я вижу, коричневую краску мы вообще не используем. Темно-коричневая, например, у меня еще совсем не начата, а красной уже почти совсем нет. Ну-ка разведите темно-коричневую! Сделаем из меня леопарда.
Потом он снял рубашку, и мы намалевывали ему на спине, и на груди, и на ребрах коричневые пятна. Лицо он хотел раскрасить себе сам.
Потом Миша посмотрел в окно и сказал:
— Нет! Что-то не то. Подкрасьте пятна черной краской, а вокруг обведите желтой.
Потом он обратился к Анче Париковой, потому что она умеет лучше всех рисовать:
— Покрась мне лицо еще черной краской. И нарисуй желтые усы.
Когда все было готово, он страшно заревел и начал бегать за девочками. Они совсем забыли, что это Миша Юран, и вообразили, что это настоящий леопард, и ужасно кричали.
У нас в классе очень тонкие стенки, так что, наверное, кто-то услышал нас, потому что в класс вошла наша учительница.
Сначала она ничего не сказала, но потом взяла со стола Мишину рубашку и спросила:
— Это какой такой господин забыл здесь свое белье?
Мы рассмеялись, а Миша вынужден был выйти из-за спины Шпало. Усы-то он себе стер, а остальное не смог. А учительница взяла его за руку и отвела в учительскую.
Когда они шли по лестнице, все первоклашки плакали от страха.
В учительской Мишу никто не узнал. Даже математик, а Миша по математике самый лучший.
Потом он должен был умыться в учительской умывальне. Умыться-то он умылся, но спина у него так и осталась такой, потому что до нее он не дотянулся.
Когда они вернулись в класс, с головы у Миши капала вода, а учительница сказала:
— Признайтесь, кто у вас художники? Ведь надо как-то отметить их.
Мы поняли, что значит «отметить», и молчали. Потом мы посмотрели на Червенку и Елишу Кошецову. Мы просто хотели знать, будут ли они жаловаться. Но они тоже молчали.
Миша сказал:
— Я сам себя так выкрасил.
Учительница заметила:
— В таком случае ты великий артист! Настоящий дрессировщик змей! Ведь ты же сам сумел выкрасить себе спину. Жалко только, что ты не можешь сам ее вымыть. А вы, ребята, подумайте хорошенько до урока по родной речи. Если виновные не признаются, будет наказан весь класс. Садись, Юран.
Потом мы рисовали очищенную репку. И шкурку тоже, но отдельно. У Канториса репки не было, потому что он съел ее. А шкурка и листья были. И мы с ним рисовали с моей репки.
После рисования мы начали совещаться по поводу леопарда. Мы то и дело оглядывались на Черзенку и на Елишу Кошецову. Они очень нервничали, и Червенка сказал:
— Ну что на нас оглядываетесь? Мы, правда, не виноваты, но мы ведь и не ябеды.
Потом Анча Парикова выдумала что-то и на уроке родного языка сказала учительнице за всех нас: