Золотая сетка
Шрифт:
– Могли, майор, за пять лет на Кубе наши пути могли пересечься не раз!
Она вкратце объяснила, где работала. Майор покивал: друзья друзьями, но и за советскими специалистами тоже приглядывали для верности.
Представив всех на предмет кто есть кто и кем кому доводится, Кувалда перешел к главному, начиная с того момента, как Макс взял в аэропорту чужую коробку. Майор изредка перебивал вопросами.
– Так сколько было телевизоров? Ваш и еще два? Интересно! И в первый же вечер сперли коробку, а потом залезли в дом за "Панасоником"? А сколько было тех черепашек-ниндзя? А твой брат не отказался бы попытаться вспомнить хоть что-нибудь о том, как они выглядели? А вы уверены, что в квартиру Хеновевы Ривери никто не лазил? А, ну да, иначе этого подарка нам не оставили бы. Значит, прохлопали момент, когда вы перевозили телевизор. А как потом не отследили? Всю неделю к маме не показывался? Ну ты обормот! Сеньор Канталупа имеет музыкальный слух? А сеньор Гусман оказался самый бдительный? Мое уважение, сеньор: были бы вы кубинец, позвал бы на работу к нам. Кто догадался втянуть в это дело женщину? Ты?
Дважды обормот. Не знал, куда позвонить? Тоже мне кумовство-приятельство!
При этих словах дверь открылась, и на пороге нарисовался сам кузен Зорайды, капитан Мартин Васкес. Я тогда подумал, что он использовал телепортацию или одолжил у какой-нибудь местной ведьмы помело. Второе оказалось ближе к действительности: прилетел на военном самолете. Смуглый, как и кузина, красавчик успел на сладкое: обсуждать, что нам дальше с этим всем делать.
– Господа, если уж вы сами решили сотрудничать с нами против наших террористов, мы можем рассчитывать на дальнейшую вашу помощь?
Итог было спрогнозировать так же легко, как ежедневный тропический ливень. Нас брали под плотный колпак. Передвижения не стеснялись, но согласовывались. И кто бы куда бы ни направлялся, за каждым незримо следовало наблюдение, даже если Кольке вздумалось сбегать в "Коппелию" за мороженым. То, что пытались достать дважды, могут попытаться достать и в третий раз. Прохлопали? Поможем, Маурисио с Максом предписали пару раз навестить донью Лауру. Хеновеве, так и быть, простят отсутствие регистрации на нас, но в ее квартире будет недремлющий пост.
Где будет еще минимум десяток, нам, понятно, докладывать никто не собирался. Но любому ежику понятно, что они будут, и я хихикал про себя. Ау, Марик, где ты со своей оравой? Ни один криминальный авторитет не может тягаться со спецслужбой, если, конечно, она не коррумпирована. Но к данному случаю это не относится.
Терроризм с политической подкладкой – не проституция и не наркотрафик. И уж задницы нам прикроют на совесть.
А ответственным за это дело назначался капитан Мартин Васкес. Из Сантьяго, куда капитана перевели из столицы в ходе "планомерной ротации кадров" и где он тосковал безмерно, его вернули в столицу пока что в порядке прикомандирования. С шансом вновь вернуться в столицу. Если, конечно, отличится. Можно было не сомневаться, кузен прекрасной Зорайды станет копытом землю рыть.
К маменьке Маурисио сходил в компании с Максом. Сирил беседовал и с капитаном Мартином, и с майором Педро… Безуспешно. Ну, выяснили, что трое было мужчин с замотанными в платки лицами, два низкорослых, один повыше. Все трое должны были на лицах носить следы побоев в виде синяков.
– Пол-Гаваны арестовывать можно по этим приметам! – ругался майор Педро. – Синяки! Еще бы месяц спустя про них вспомнили!
Конечно, занимались этим делом и гораздо более высокие чины и инстанции. Как пить дать, сводки с нашими именами лежали на столах полковников и генералов. Но уже не касалось это нас непосредственно, и наше дел оставалось телячье – проводить время как ни в чем не бывало.
И снова потянулась вечная сиеста, блаженное ничегонеделание. Мы проводили время как примерные отпускники, дни проводя по большей части у моря, а вечера – или в гостях по старым знакомым Марии, или чаще – где-нибудь в кафешке с живой музыкой.
Только не Кувалда и Макс. Как только кончалось "детское" время, после одиннадцати примерно, они испарялись. Не могу сказать, что в направлении вовсе неизвестном. "Тропикана", "Ла Руэда", – да мало ли в городе было злачных мест!
Появлялись под утро и со следами помады. А с пятницы по воскресенье, когда бурлила толпа на набережной и прилегающих улицах, могли и вовсе не прийти домой, несмотря на мои внушения.
Карнавальный климат расслаблял и лишал осторожности. Пожалуй, из всей компании один я вспоминал об опасности, которая еще нависала. Но и я поддался общему поветрию. Прошел месяц со времени вашего приезда на Кубу, и кроме приключения с бомбой, ничто не нарушало спокойствия. Все реже я смотрел по сторонам и все чаще – на Марию.
А она расцвела и посвежела, она напоминала розу, пересаженную из вазона в открытую почву. Как она танцевала! Кумбия, сальса, меренге – танцы, про какие в Москве и не слыхивали и про которые я сам давно позабыл, в суете, заботе о деньгах, мелькании цифр, наслоении иных языков. И теперь вспоминал, что сам я тех же корней, что бамба и кумпарсита требуют тех же широких юбок с оборками и звонких каблуков, что суть их одна. Суть их – любовный призыв, взаимное заманивание и противоборство, дикарская ясность чувств и желаний, то, что никакое образование, никакой космополитизм не смоет, не отменят никакие правила хорошего тона. Тот не мужчина, которому не кружит голову вызов древний, как мир.
И я старался не оплошать. Когда заносило нас вечером на Малекон, знаменитую набережную, где танцы кипели, как суп в котле, я снимал очки, засовывал их в карман рубашки и нырял с головой в общий водоворот.
Без очков я вижу плоховато, признаюсь, близорук. Не настолько, чтоб быть беспомощным, но эти три с половиной диоптрия смазывают контуры окружающего мира, особенно вечером, при электрическом свете или вовсе в потемках. Но танцевать они мешали, норовя слететь, и вообще, как говорят, темнота – друг молодежи.
Зачем я их тогда достал? По толпе проталкивался негритенок с корзинкой, он продавал кулечки-фунтики с соленым арахисом. Я собрался расплатиться и не вспомнил, в каком кармане у меня песо, а в каком – доллары. Достал очки и посмотрел. При этом все равно продолжал пританцовывать – музыка дергала за ноги, и случайно посмотрел на Марию.
Наверно, я отдал мальчишке монетку не из того кармана, судя по его скорости испарения. Мария танцевала с закрытыми глазами, и по щекам катились слезы. Она не видела, как я надевал очки и как снимал их. А я не стал спрашивать, что за рану растревожил карнавал. И не моя вина, что это выяснилось довольно скоро.