Золотая тетрадь
Шрифт:
— А, так у него есть деньги?
— И немало. И дом в Хемпстеде [41] .
Молли повернулась к Анне спиной, и Анна смогла спокойно переварить услышанное.
— А что ты собираешься делать с этим домом?
— А ты не догадываешься?
Молли снова к ней повернулась, ее голос ожил от вернувшихся в него ноток столь характерной для его хозяйки ироничности.
— Не хочешь же ты сказать, что его заберут себе Марион с Томми?
41
Фешенебельный район на севере Лондона, частично сохраняет характер живописной деревни.
— А как иначе? Ты что же, их не видела?
— Нет. Ни их, ни Ричарда.
— Ну так вот. Томми весь нацелился на то, чтобы пойти по стопам Ричарда. Его уже внедрили, он постепенно принимает на себя обязанности, а Ричард собирается уменьшить круг своих забот и наконец остепениться, зажив с Джин.
— Хочешь сказать, он вполне счастлив и всем доволен?
— Ну, я встретила его на улице вместе с его красоткой на той неделе, однако не будем пока делать поспешных выводов.
— Да, не будем.
— Томми весьма решительно настроен на то, чтоб никогда не стать таким реакционным и непрогрессивным, как его отец. Он говорит, что мир изменится усилиями крупных прогрессивных бизнесменов и за счет давления на государственные департаменты.
— По крайней мере, очень современно.
— Анна, пожалуйста, не надо.
— Ну, а как Марион?
— Она купила магазин одежды в Найтсбридж [42] . Она собирается торговать хорошей одеждой, — понимаешь, хорошей, а не модной. За ней уже везде ходят толпой всякие мелкие чудики, которые ее используют, она же их обожает, она много хихикает и пьет немножко больше, чем ей следует, и считает, что все они прелестные и милые.
42
Фешенебельный район лондонского Уэст-Энда, известен своими дорогими магазинами.
Руки Молли лежали на коленях, соприкасаясь кончиками пальцев, и упражнялись в ехидном воздержании от комментариев.
— Понятно.
— А как там
— Ну, у меня с ним был роман.
— Я бы сказала, не самый разумный из твоих поступков.
Анна рассмеялась.
— Что смешного?
— Замужество с человеком, имеющим дом в Хемпстеде, уведет тебя очень далеко от всей этой мышиной возни чувств.
— Да, слава Богу.
— Я собираюсь выйти на работу.
— Хочешь сказать, что ты не собираешься писать?
— Да.
Молли отвернулась, с легкими шлепками побросала куски омлета на тарелки, наполнила корзиночку для хлеба свежим хлебом. Она выразительно промолчала.
— Ты помнишь доктора Норта? — спросила Анна.
— Да, конечно.
— Он открывает нечто вроде консультации по вопросам брака и семьи — наполовину государственной, наполовину частной. Он говорит, три четверти из тех, кто обращается к нему с различными болями и болячками, — это на самом деле люди, у которых неполадки в браке. Или вообще нет семьи.
— И ты там будешь щедро раздавать полезные советы.
— Что-то в этом роде. И я собираюсь вступить в партию лейбористов и начать преподавать в вечерней школе для детей с проблемами.
— То есть мы обе окажемся ассимилированными в британскую жизнь у самых ее оснований.
— Я изо всех сил стараюсь избежать этого тона.
— Ты права — просто меня повело от мысли, что ты будешь давать консультации по вопросам брака и семьи.
— Я прекрасно разбираюсь в чужих браках.
— О да! Что ж, может быть, однажды ты и меня увидишь на том стуле, который будет стоять напротив твоего. Там, в консультации.
— Я сомневаюсь.
— Да, я тоже. Ничто не сравнится с точным знанием размеров той кровати, в которую предстоит вписаться.
Недовольная собой, а ее руки сделали раздосадованное движение, Молли скривилась и сказала:
— Ты плохо на меня влияешь, Анна. Я уже полностью смирилась со своей участью, а тут приходишь ты. А на самом деле я думаю, что мы прекрасно с ним поладим.
— Не вижу никаких для этого препятствий, — сказала Анна.
Короткое молчание.
— Все это очень странно, верно ведь, Анна?
— Очень.
Вскоре Анна сказала, что ей пора поторопиться к Дженет, которая должна уже вернуться из кино, куда она ходила со своей подругой.
Женщины поцеловались и расстались.