Золотая валькирия
Шрифт:
– Так вот почему здесь так мало мебели! – догадалась Хани. – Но разве это удобно – переселяться в усадьбу каждый раз, когда начинается шторм?
– На самом деле, это случатся не так уж часто, – спокойно объяснил Ланс и, пройдя в комнату, опустил на кровать ее большую спортивную сумку. – Обычно мы проводим здесь всего несколько месяцев в году, поэтому вероятность урагана невелика.
– Но только не в сентябре! – возразила Хани, бросая на кровать свою дамскую сумочку. – Неужели ник-то никогда не говорил тебе, что сентябрь в этих широтах – самый неспокойный месяц?
– Мне нужно работать, – сказал Ланс каким-то чужим голосом, и Хани заметила,
С этими словами он вышел, тихо прикрыв за собой дверь, и Хани осталась одна. Поведение Ланса совершенно сбило ее с толку. Пожалуй, это было уже чересчур – особенно после всех его игривых недвусмысленных намеков… Он просто отделался от нее, как будто она была очаровательным, но надоедливым ребенком!
Хани тяжело вздохнула. Подобное обращение оказалось для нее полной неожиданностью и больно ударило по ее самолюбию. После вчерашней поездки в такси и последовавшего за ней бурного объяснения в номере она старалась вести себя предельно осторожно, памятуя об угрозе Ланса. А теперь вдруг оказалось, что все старания были напрасны: она явно переоценила силу и глубину влечения, которое принц Руби к ней испытывал…
Хани постаралась подавить разочарование, тем более что у нее не было особых причин жаловаться: на пути из Хьюстона и Ланс, и Бен Рашид были с ней предельно внимательны и дружелюбны. Однако она не уловила никаких признаков, которые указывали бы на наличие особого, мужского интереса хотя бы у одного из них! Конечно, ни суровая мужественность Алекса, ни едкая язвительность Ланса никуда не исчезли, и все же она чувствовала себя с ними скорее как младшая сестра, к которой оба относились с заботливостью, носящей – увы! – чисто платонический характер.
Теперь, вспоминая перелет из Хьюстона на остров, Хани могла со всей определенностью сказать, что Ланс не был похож на себя вчерашнего. Он был небрежен и рассеян, словно его снедали какое-то глубокое внутреннее беспокойство и нетерпение. Впрочем, Хани почувствовала это еще за завтраком, когда они втроем собрались за столом в номере отеля. Уже тогда она невольно подумала, что принц весь наэлектризован, словно мальчишка в ожидании Рождества. И вот теперь он отправился поиграть со своими красками и кистями, а ей дали в руки ведерко и лопаточку и послали играть в песочек на берегу!
Но Хани запретила себе думать о том, почему этот поступок Ланса оставил у нее такой горький осадок, присела на кровать и стала разбирать вещи. Одним из первых ей попался оплеванный Лансом купальник, и Хани критически осмотрела его, держа перед собой на вытянутых руках.
"Нет, – решила она, – Ланс абсолютно не прав!"
Ее купальник не выглядел ни старомодным, ни излишне целомудренным. Правда, вырез лифа наверняка показался бы принцу недостаточно глубоким, но зато низ купальника был скроен на французский манер, высоко открывая бедра и подчеркивая длину и стройность ее ног. Кроме того, купальник был телесного цвета, что само по себе выглядело довольно соблазнительно. Впрочем, Хани тут же вспомнила о том, что, поскольку Ланс заперся в студии, соблазнять ей будет некого.
Эта мысль огорчила Хани неожиданно сильно, а тут еще ей некстати пришло в голову, что за все утро Ланс не сказал ни слова по поводу ее уложенных в строгую прическу волос. "Так мне и надо!" – с раздражением подумала она. С самого начала было
Размышляя обо всем этом, Хани начала медленно расстегивать пуговицы на блузке. "Лучше вообще поменьше сталкиваться с этим невозможным человеком!" – решила она, втискиваясь в купальник. Уже выходя из коттеджа, Хани вдруг подумала о том, как неубедительно выглядят все ее доводы, но решительно отогнала от себя эту мысль и зашагала к пляжу.
Когда на следующее утро Хани поднялась по тропе к дверям усадьбы и постучала, ее лицо выражало крайнюю степень раздражения, а темно-фиолетовые глаза метали молнии. Она отдавала себе отчет, что подобное настроение не слишком подходит для светского общения за завтраком, но не может же она все время так называемых каникул на этом райском островке провести в полном одиночестве.
Дверь ей открыла невысокая, полная женщина в темном платье, поверх которого был повязан яркий цветастый фартук.
– Здравствуйте, вы, должно быть, Хустина? – проговорила Хани, с трудом изобразив вежливую улыбку. – Меня зовут Хани Уинстон. Что, Алекс Бен Рашид уже встал?
Женщина улыбнулась ей открытой дружелюбной улыбкой.
– Сеньор Алекс завтракает на веранде, мисс Уинстон, – ответила она, указывая рукой на стрельчатый дверной проем у себя за спиной. – Проходите, пожалуйста, вон в ту дверь и направо. Извините, что я вас не провожаю, но мне нужно вернуться в кухню.
С этими словами она повернулась и исчезла с удивительным для ее фигуры проворством, а Хани прошла через прихожую в просторную гостиную, которая отличалась от гостиной в коттеджике, как небо от земли. Выложенный белым мрамором пол был отполирован до мягкого мерцания; повсюду были разбросаны цветастые коврики и стояла изящная плетеная мебель из ротанга с мягкими сиденьями и спинками. В больших глазурованных горшках пышно зеленели декоративные растения; по углам были расставлены высокие напольные вазы из хрусталя или дорогого стекла с букетами свежих цветов, а легкий сквозняк колыхал белоснежные тюлевые занавески на высоких "французских" окнах, выходящих на веранду. Словом, все здесь выглядело аккуратным и ухоженным, однако именно это обстоятельство еще больше усилило раздражение Хани, которая чувствовала себя брошенной и покинутой.
Обогнув изящный плетеный столик, в самом центре которого красовалась еще одна хрустальная ваза с траурными оранжево-черными орхидеями, Хани толкнула створку "французского" окна и оказалась на веранде, обнесенной ажурными перилами из резного камня. В самой ее середине стоял накрытый белоснежной скатертью стол, за которым с журналом в руках сидел перед чашкой кофе Алекс Бен Рашид. Должно быть, все чувства Хани были ясно написаны на ее лице, так как брови Алекса немедленно поползли вверх.