Золотая ветвь
Шрифт:
У бургеров, или бадага, обитателей Нилгирийских гор в Южной Индии, первую горсть семян в землю бросает и первый сноп сжинает курумбар — человек из соседнего племени, члены которого слывут у бургеров колдунами. В тот же день зерно первого снопа „крупно перемалывают, выпекают из него лепешки, и после принесения в жертву первин каждый бургер вместе со всеми домочадцами съедает их вместе с остатками жертвенного животного, которое приносится всем селением в дар богу“. Индусы Южной Индии устраивают по случаю вкушения риса нового урожая семейное празднество понгол. Они отваривают только что собранный рис в новом горшке на огне, разожженном в полдень того дня, когда солнце, по расчетам местных астрологов, входит в тропик Козерога. Все члены семьи следят за варкой с величайшим нетерпением, потому что от нее зависит судьба будущего урожая. Если молоко закипает быстро, год обещает быть хорошим; зато в противном случае ничего хорошего ждать не приходится. Часть вареного риса индусы приносят в жертву изображению Ганеши,{118} после чего приступают к еде
Вот описание обряда вкушения первых плодов нового урожая ямса в Онитше на реке Нигер: „Каждый вождь приносил с собой по шесть корневищ ямса, срезал листья с молодых пальм и клал их перед воротами. Затем он поджаривал три плода ямса, брал несколько орехов кола и немного рыбы. Подсушенный яме берет местный знахарь; он размалывает его и делит на две части. Потом он берет половину ямса и прикладывает его к губам человека, который собирается отведать яме нового урожая. Последний дует на горячий яме и целиком запихивает его себе в рот со словами: „Боже, благодарю тебя за то, что ты дал мне съесть молодой яме“. После этого он начинает усердно разжевывать яме с добавлением рыбы“.
У нанди, жителей Британской Восточной Африки, бытует такой обычай. Осенью, когда в полях созрело просо, владельцы полей отправляются туда со своими дочерьми и срывают немного спелого проса. Каждая женщина нанизывает по одному зерну в свое ожерелье, а другое разжевывает и втирает в лоб, горло и грудь. При этом женщины не проявляют ни малейших признаков радости, С выражением скорби они набирают корзину зерна и, принеся ее домой, кладут сушиться на чердак. А так как потолок в домах нанди плетеный, то изрядная часть зерен выпадает через зазоры и, попав в огонь, с треском сгорает. Домашние и не думают препятствовать утечке зерна ведь треск упавшего в огонь зерна они рассматривают как знак того, что его вкушают души покойников. Несколько дней спустя из зерна нового урожая нанди приготавливают кашу, которую вместе с молоком подают к ужину. Эту кашу пробуют все члены семьи; кроме того, они обмазывают ею стены и крыши и, набрав в рот, выплевывают ее наружу в восточную сторону. Глава семьи, держа в руке несколько зерен, возносит богу молитву о ниспослании силы и здоровья, а также молока. Молитву эту повторяют за ним все присутствующие.
Ни один из кафров, живущих в Натале и Зулуленде, не станет есть первины урожая до тех пор, пока не пройдет праздник Нового года; по кафрскому календарю он приходится на конец декабря или на начало января. На этот праздник все кафры собираются в королевский крааль и там пируют и танцуют. Праздник завершается обрядом „посвящения народа“. В котлах вперемешку с мясом жертвенного животного или снадобьями варят разные плоды земли — зерно, маис, тыкву, после чего сам царек вкладывает в рот каждому участнику праздника немного пищи. Человек, отведавший освященных плодов, очищается на целый год и может незамедлительно приступить к уборке урожая. Тот же, кто осмелился отведать плодов нового урожая до этого праздника, по мнению кафров, обречен умереть. Если кого-нибудь застанут за этим занятием, его убьют или, как минимум, отберут у него скот. На священный характер первин указывает правило, что приготавливать их надлежит в специальном горшке, предназначенном только для этой цели, и на новом огне, который колдун разжигает путем трения двух палочек, именуемых „мужем“ и „женой“.
У бечуанов также существует правило, гласящее, что, прежде чем вкусить плодов нового урожая, надлежит очиститься. Очищение совпадает с началом Нового года и приходится на один из январских дней, выбираемых по указанию вождя. Обряд очищения начинается в главном племенном краале, где собираются все взрослые мужчины племени. Каждый из участников обряда берет в руки листья горлянки, называемой на местном наречии lerotse (нечто среднее между тыквой и кабачком), и, сжав их, смазывает выделившимся соком большие пальцы на ногах и пупок. Многие бечуаны смазывают соком даже все суставы, но, по мнению людей, знающих в этом толк, тем самым они грубо отклоняются от древнего обычая. По окончании обряда в главном краале мужчины возвращаются в свои краали, собирают членов своих семей в полном составе — мужчин, женщин и детей — и смазывают всех их соком из листьев lerotse. Листья этого растения также толкут, перемешивают с молоком в большом деревянном блюде и дают лакать собакам. Теми же листьями бечуаны натирают миски, из которых они едят кашу. Только после совершения этого обряда, и ни часом раньше, они могут без опаски употреблять в пищу плоды нового урожая.
Индейцы племени бороро (Бразилия) верят, что тот, кто съест маис до того, как его „благословит“ знахарь, неминуемо умрет. Обряд освящения маиса у бороро протекает так. Наполовину созревшие початки маиса, вымыв, раскладывают перед знахарем. С помощью беспрерывной многочасовой пляски и пения, а также курения тот доводит себя до состояния экстаза; дрожа всеми членами и время от времени издавая крики, он начинает вгрызаться в початки. Подобный же обряд бороро соблюдают после того, как убьют животное или рыбу больших размеров. Эти индойцы твердо убеждены в том, что прикосновение к неосвященному маису или мясу приведет к гибели самого виновника и всего племени.
У североамериканских индейцев-криков главным обрядом года был праздник первин (busk). Устраивали они его в июле или в августе, когда созревали посевы и на смену старому году приходил новый. До окончания этого праздника никто из индейцев не имел права прикасаться к продуктам нового урожая. В одних случаях каждое селение справляло собственный праздник первин; в других — несколько селений справляли его совместно. Перед началом праздника индейцы запасались новой одеждой, предметами домашнего обихода и мебелью. Старую одежду вместе со всяким хламом, остатками зерна и другими старыми запасами они скидывали в одну кучу и сжигали. Перед началом обряда все огни в селении индейцы гасили, а золу выметали. С особой тщательностью вычищался очаг, или алтарь, в храме, золу из которого выносили наружу. Верховный жрец криков клал к подножию очага несколько корней растения лиартиса (button-snake plant) с добавлением листьев зеленого табака и нескольких плодов нового урожая, после этого отдавал приказ вымазать очаг белой глиной и смочить чистой водой. Над алтарем устраивали тенистую беседку из зеленых веток молодых деревьев. Тем временем женщины, оставшиеся дома, занимались уборкой, починкой старых очагов и чисткой кухонной утвари. Делалось все это для того, чтобы подготовить их к принятию нового огня и плодов нового урожая. С общественной площадки для проведения обрядов дочиста выметали остатки прежних пиршеств „из боязни осквернить принесение в жертву первин“. Кроме того, до восхода солнца из храма выносили все сосуды, в которых на протяжении уходящего года держали или готовили пищу.
После всех этих приготовлений глашатай возвещал, что мужчины, которые не пренебрегали принесением в жертву первин и не нарушали супружеской верности, могут войти на священную площадку и начать ритуальный пост. На площадку запрещалось ступать женщинам, за исключением шести старух, детям и всем, кто не удостоился звания воина. На углах площадки выставляли часовых, которые закрывали доступ туда людям, которые считались нечистыми, и животным. Дза дня и две ночи длился строгий пост, участники которого пили горький настой лиартиса, „чтобы их рвало и очищались их грешные тела“. Индейцы, находящиеся за пределами площадки, также могли очиститься: один из стариков клал на угол площадки порцию зеленого табака, а старуха уносила его и раздавала собравшимся снаружи, которые разжевывали и проглатывали табак, „чтобы воздействовать на свои души“. Есть во время всеобщего поста — и то лишь после полудня — разрешалось только женщинам, детям и людям слабого сложения. В последнее утро поста женщины выносили остатки прошлогодних запасов пищи за пределы священной площадки. Эту провизию раскладывали перед толпой изголодавшихся людей. К полудню от нее не должно было остаться и следа. Когда солнце начинало клониться к закату, голос глашатая приказывал всем крикам оставаться по домам, не совершать ничего дурного, а главное, погасить старый огонь и выбросить все головни до последней. Воцарялось всеобщее молчание, и верховный жрец добывал новый огонь путем трения двух деревянных палочек и водружал его на алтарь, затененный зеленью беседки. Огонь этот, как считалось, пожирал все преступления, за исключением убийства. Затем вносили корзину с первинами урожая. Верховный жрец вынимал из нее по нескольку плодов каждого вида, натирал их медвежьим салом и вместе с куском мяса приносил их в жертву „щедрому, святому духу огня в отпущение прошлогодних грехов“. Освящал он и ритуальные рвотные средства (лиартис и саампа, или „черное питье“), выливая часть этих средств в огонь. Теперь люди, находившиеся снаружи, окружали священную площадку более тесным кольцом, хотя на нее не ступали, и верховный жрец держал речь, в которой увещевал соплеменников соблюдать древние обряды и обычаи и провозглашал, что новый священный огонь очистил народ от прошлогодних грехов. Он обращался к женщинам с серьезным предупреждением: если какая-нибудь из них не потушила старый огонь или чем-то осквернила себя, пусть она немедленно удалится, „чтобы божественное пламя не уничтожило ее вместе со всем народом“. Затем за пределами ритуальной площадки раскладывали новый огонь, женщины радостно уносили его домой и разжигали им свои начищенные очаги,
Если в празднике принимало участие несколько селений, разносить новый огонь приходилось на многие мили. Первины готовили на новом огне и ели, приправив медвежьим салом. В один из моментов праздника мужчины втирали себе в лица и в грудь муку из зерна нового урожая. После этого воины в устрашающих воинственных нарядах, с головами, покрытыми белым пухом, неся в руках белые перья, плясали вокруг священной беседки, под сводами которой горел новый огонь. Обряды продолжались восемь дней, и все это время крики соблюдали строгое воздержание. В конце праздника воины устраивали инсценировку сражения, после чего, образовав три круга, мужчины вместе с женщинами танцевали вокруг священного огня. Наконец все крики обмазывали себя белой глиной и купались в проточной воде. Из воды они выходили в уверенности, что теперь их никак нельзя наказать за прошлые прегрешения. Так что расходились участники праздника в мире и радости.
Остатки индейцев племени семинолов (штат Флорида), родственного крикам, и поныне прибегают к ежегодному очищению на празднике под названием Танец незрелых кукурузных початков, во время которого они вкушают первпны урожая. Вечером первого дня праздника семинолы залпом выпивают тошнотворное. „черное питье“, которое действует одновременно как рвотное и как слабительное. Эти индейцы верят, что человек, который не отведал этого зелья, не может, не опасаясь дурных последствий, есть зеленые кукурузные початки; кроме того, в наступающем году ему не избежать какой-нибудь болезни. После „черного питья“ наступает время плясок, в которых наряду с другими принимают участие колдуны. На следующий день семпнолы едят кукурузные початки, а через день постятся (вероятно, из страха осквернить священную пищу у себя в животах соприкосновением с обычной пищей). На третий день индейцы устраивают большой пир.