Золотая всадница
Шрифт:
– Ну хорошо, – вздохнул Милорад. – Просто посидим на диване, я положу голову тебе на колени. И ничего больше не будет.
И он тотчас же устроился рядом с ней, и прижался щекой к ее платью, от которого пахло какими-то парижскими духами.
– Что мне с тобой делать? – пробормотала Амалия, теряясь.
– Делать? – оживился Милорад. – О, женщина со мной может сделать много чего! Слово офицера, – быстро добавил он, видя, что Амалия не прочь снова вцепиться ему в волосы.
Тут она не выдержала и расхохоталась.
– Я в Любляне Здравко чуть на дуэль не вызвал, – объявил Войкевич, обнимая ее за талию.
– Какого еще
– Новаковича, у которого ты лошадь купила. Он сказал, что венская певичка, которая сейчас выступает в казино, лучше, чем ты.
– И что? Может, она и правда лучше.
– Ну уж нет, – возразил Милорад, после чего взял ее руку и стал целовать пальцы один за другим.
– Про бывших друзей и новых предателей – это откуда?
– Что?
– Ну, ты про Мусю сказал. На набережной. Откуда это?
Милорад нахмурился.
– Не помню.
– Уж не короля ли Владислава выражение? Очень в его духе.
Войкевич вздохнул и провел по лицу рукой.
– Король Владислав, – сказал он спокойно, словно речь шла о самой обыкновенной вещи, – был великий человек.
– Несмотря на то, что по его приказу убили столько людей?
– Зато остальные благодаря ему остались в живых. Помнишь, что ты говорила о странах с разным уровнем развития? В моей стране – пока – можно править только самодержавно, не потакая никакой демократии. Потому что, когда люди понимают свободу только как возможность грабить и убивать кого хочется, ничего хорошего из этого выйти не может. Я знаю, некоторые мечтают, чтобы у нас все было как во Франции, к примеру, но это невозможно. Демократия должна быть естественным итогом развития, она не вводится штыками и не объявляется с какого-то момента, потому что кому-то так захотелось. Это одна из причин, почему провалилась недавняя революция. Люди связывали с переменами определенные надежды, а когда поняли, что все стало гораздо хуже, чем прежде, их это возмутило. – Войкевич посмотрел на притихшую Амалию и улыбнулся с неожиданным озорством. – Что? Ты думала, я совсем дурак, который не может рассуждать на умные темы? А со стороны наследника это было свинством, между прочим.
– Не поняла?
– Я знаю, он показал тебе завещание покойного короля, – спокойно промолвил Милорад. – Поэтому ты и представляешь образ мыслей Владислава, хотя никогда с ним не встречалась.
– Мне о нем много рассказывали, – сухо ответила Амалия, чувствуя, что разговор переходит на скользкую тему.
Но полковник только покачал головой.
– Не пытайся меня обмануть. Я все равно всегда буду на один шаг впереди тебя, слышишь?
Амалии стало неприятно, что ее поймали, и она сделала попытку столкнуть голову Войкевича со своих колен, но тщетно.
– Милорад! Уже поздно!
– Ну и что?
– Милорад! Ну ей-богу…
Рассердившись, она ущипнула его, но тут верзила-полковник расхохотался так, что чуть не скатился с дивана. С досады Амалия стукнула его кулачком, но Войкевичу все было хоть бы хны.
– Завтра найду этого, в штатском, – объявил он, – и прикончу его.
– Кого?
– Того типа. С набережной.
На сей раз он подпрыгнул и сел, потому что Амалия с размаху влепила ему пощечину, а моя героиня, воспользовавшись полученной свободой, тотчас же вскочила на ноги.
– Не смей бить меня по лицу! – вскипел Войкевич, вскочив с дивана.
– Ты все-таки дурак, – устало сказала она. После чего села и, закрыв лицо руками, расплакалась.
– Хорошо, я его не трону, – проворчал Милорад, обнимая ее и осыпая поцелуями лицо, волосы, тонкие пальцы. – Не трону, обещаю. Только не плачь!
Против всех приличий, на следующий день они вместе поехали обратно в Любляну. Амалия почувствовала, что начинает теряться. Милорад из кожи вон лез, чтобы ей угодить, и она могла говорить себе сколько угодно, что он делает это, рассчитывая ее использовать, но интуитивно чувствовала, что это не так и что она действительно ему нравится. О том, к чему это может привести, она старалась не думать, но дала себе слово, что не позволит их отношениям зайти слишком далеко. Кроме того, мысленно она пообещала, что не даст ему возможности использовать себя как источник информации – и, в свою очередь, не станет пытаться использовать его, потому что ее план не мог вызвать у этого фанатичного сторонника Стефана ничего, кроме возмущения.
Когда Войкевич вернулся в Любляну, он первым делом наведался в замок и справился у королевского секретаря Тодора, своего родственника, которого негласно назначил главным на время своего отсутствия, все ли в порядке.
– Она опять пыталась настроить короля против тебя, – сказал Тодор.
«Она» – это, конечно, Лотта Рейнлейн. Войкевич нахмурился.
– Все намекала, как хорошо в твое отсутствие, и просила навсегда оставить тебя стеречь крепость в Дубровнике. Мол, там тебе самое место.
– А король?
– Ты же знаешь его манеру. Поулыбался, покивал, чтобы ее не раздражать, и перевел разговор на другую тему. А кто она?
– Ты о ком?
– Ты же влюбился, я вижу. Кто она?
– Я не влюбился, – почему-то рассердился Милорад.
– Кому ты это говоришь, у тебя глаза горят, – печально констатировал Тодор, который был весьма сведущ в сердечных делах, хотя его самого никто никогда не любил. – И такой вид, который бывает только тогда, когда человек влюбляется. Ты все время улыбаешься невпопад и явно думаешь о ком-то. Я ее знаю?
– Тодор, ты мне надоел, – без всяких околичностей объявил полковник. – Я немножко увлекся. От нее так пахнет, и эти шелка… – Он покачал головой и неожиданно вспылил. – Да прекрати ты на меня смотреть! Говорят тебе, это просто увлечение… Пройдет.
И он так сверкнул глазами на Тодора, что бедняга-секретарь совершенно стушевался и предпочел перевести разговор в деловое русло.
– Когда я был вместо тебя, то получил от одного из эпизодических информаторов донесение. Довольно странное, по правде говоря. Говорится о каких-то валетах, но все изложено очень сумбурно. Я прочитал два раза и все равно понял не до конца.
– Дай его мне, – распорядился Милорад, протягивая руку.
Он был рад тому, что так кстати выдалась возможность отвлечься. Конечно, история с валетами, скорее всего, только предлог для агента, чтобы потребовать аванс за труды. Войкевич отлично знал эту манеру – напустить туману, заинтересовать, взять деньги, а потом все окажется очередным пшиком. Однако опыт научил его, что на самом деле пренебрегать нельзя ничем, потому что любое сообщение из самого проверенного источника может оказаться дезинформацией, а самое незначительное на первый взгляд послание – содержать нечто очень ценное. Поэтому он взял у Тодора листок, исписанный прыгающими каракулями, и, изгнав на время всякие мысли о женщине с золотистыми глазами, углубился в его изучение.