Золотая жила
Шрифт:
Оказалось, я больше не могу…
Я решил(а)…
70–80 лет (и более)
Когда мне исполнилось семьдесят, мой интерес к…
Мое внимание к…
Я ощущал(а)…
Я увлекался(ась)…
Радость мне дарил…
Я волновалась о…
Мое возвращение…
Я смирился(ась)…
Мне было любопытно…
"ЧАШИ": КЛЮЧ К САМОПОЗНАНИЮ
Работая над историей жизни, вы, несомненно, натыкались на воспоминания, которые причиняли вам боль или просто вызывали бурю эмоций. Это идеальный материал для приема, который
Что же такое чаша и что в ней хранится? Чаша — это отрезок времени, набор чувств и воспоминаний, почерпнутый из вашей истории жизни для более подробного рассмотрения. Как правило, чаша может занимать от одной до нескольких тысяч слов. (Например, на одной странице с двойным интервалом помещается около 250–300 слов.)
Некоторые уделяют в чаше внимание болезненным воспоминаниям или тайнам, другие просто рассказывают о забытых или утраченных чертах характера. Когда Коки работала над историей жизни, то вспомнила, как любила в детстве гонять на велосипеде, и посвятила свою чашу скорости. Там она описала себя — ловкого ребенка, который очертя голову мчится на двух колесах, и себя — взрослую, что несется уже на четырех, как Шумахер в юбке, несмотря на недовольство семьи, убежденной, что "маме" не пристало лихачить. Коки осознала, насколько скорость важна для нее. Ей так нравится ощущать себя решительной и компетентной, лавируя сквозь пробки на дороге или перебирая документы на рабочем столе. Задание с чашей позволило ей лучше осознать собственную смелость и ловкость.
Еще один подход к написанию чаши — заглянуть в список так называемых смертных грехов. Расскажите в своем тексте о ревности или жадности. Просмотрите созданную вами историю жизни — может, вашей бедой была гордость. А может быть, вам будет полезна чаша о гневе.
Одним словом, чаши очищают и исцеляют. Особенно подходят для чаши самые острые воспоминания: последний праздник, проведенный с мамой; ночь перед рождением первого ребенка; минута, когда вы осознали, что скоро проститесь с холостой жизнью и вступите в брак.
Этот прием поможет вам справиться с болью утраты и простить предательство. Раскрыть и "проветрить" семейную тайну. Вот очень важный для меня отрывок из моей жизни.
Уязвимость
Слабое здоровье и упрямство были настолько характерны для наших родителей, что уже вошли в домашние поговорки. Когда и мама, и папа одновременно попали в больницу, я взяла воспитание младших сестер и братьев на себя. Пока в нашей жизни еще не было антидепрессантов и литиевой соли, больница всякий раз означала трагедию. А когда они появились, для моих родителей начались благополучные и безмятежные годы. Удивительно, как простая щепотка соли помогала им сохранять самообладание.
Побочные эффекты тоже были, но мы с легкостью мирились с ними. Мама начала набирать вес. У папы тряслись руки. После маминой смерти мы очень внимательно следили за папиным настроением — как бы он не переволновался. Ведь мы горячо любили, хотя иногда и чересчур опекали его — впрочем, наш увядающий патриарх любил нас точно так же.
Ни один из нас, детей, не унаследовал болезненности родителей. Ни один. Все семеро были здоровы и телом, и душой. Это стало нашим кредо. Может быть, мы не стали ипохондриками потому, что неусыпно присматривали друг за другом,
"Как он себя чувствует?" — переспрашивали мы друг у друга после звонка родителям. Или: "Судя по голосу, маме лучше".
(Сейчас я понимаю, что у нас всегда был другой выход, он маячил у нас перед носом, и мы замечали его, но не верили, что это возможно.)
Если на протяжении десяти лет мама с папой ни разу не ложились в больницу, мы не то что бы могли вздохнуть свободно: хотя да, могли. Мы обменивались новостями, как будто бросали друг другу мячик:
"Как там папа?" Бросок. Мячик снова летит к тебе.
"Вроде ничего". Бросок. Мячик снова летит к тебе…
Работая с этой чашей, я сумела объективнее взглянуть на историю своей семьи. Мне стало понятно, почему я из кожи вон лезу, чтобы моей дочери ничего не угрожало (читай: чтобы ей жилось спокойно). Хочу добавить, что этот текст подал мне идею для пьесы. Хотя сами чаши искусством не являются, часто они становятся своеобразной "грядкой" для него. Избавляя нас от чрезмерного эмоционального напряжения, связанного с некоторыми событиями из прошлого, они также позволяют нам использовать эти события и эмоции как строительный материал для творчества. Кроме того, тот же процесс заземления наполняет творчеством и саму жизнь.
Позвольте мне пояснить.
Чтобы избавиться от разного рода неприятностей, мы сначала должны избавиться от чужих представлений о самих себе. Иногда случается, что мы совершенно нечаянно и невпопад вдруг выбалтываем что-нибудь крайне личное — например, в ответ на чужие слова. Когда в чем-то признается другой человек, мы тоже вдруг решаемся на саморазоблачение, хотя до этого твердо решили, что никому не скажем.
— Я сделала аборт. Это ужасно.
— Правда? Я тоже. Да, это уж точно.
Или:
— Мой начальник — свинья.
— Да уж, мой тоже.
Иногда такие саморазоблачения безвредны. Однако нередко мы потом кусаем локти: "Ну кто меня за язык тянул?!"
И действительно, кто же?
Когда мы сдерживаем чувства и не уделяем должного внимания происходящим в жизни событиям, они удивляют нас, внезапно всплывая на поверхность. Наверное, лучшая аналогия — феномен, хорошо известный борцам с лесными пожарами. Иногда огонь на поверхности, казалось бы, потушен, но вдруг он вновь проявляется далеко за противопожарной просекой. Как такое возможно?
Пожарные знают на собственном горьком опыте, что огонь иногда распространяется незаметно под землей по корневой системе. То же самое происходит с эмоциями, которые мы пытаемся скрыть от самих себя. Гнев, оставшийся от давних отношений, легко может вырваться наружу и испортить новые. Может быть, мы так и не осмелились до конца себе признаться, как плохо нам было из-за того аборта или как достали откровенные приставания мерзкого начальника.
А когда мы регулярно работаем над автобиографией, разоблачение наедине с собой дарит нам прекрасную возможность держать язык за зубами в обществе. Это совсем не то же самое, что скрытность. Здесь мы ничего не скрываем, а только защищаем — самих себя. Не свои честь и достоинство — они и так всегда при нас, как и душа. Мы защищаем своего творческого ребенка.