Золото Бургундии
Шрифт:
К его машине уже подходил юный лейтенант.
— Лейтенант Пауль Кригер, герр майор, — представившись козырнул лейтенант.
— Майор Абвера фон Ритгер, — ответил на приветсвие барон. — Что вы здесь делаете?
— Ищем партизан, герр майор. Нас обстреляли в километре отсюда из леса.
— Убитые и раненные есть? — поинтересовался фон Ротгер. — Лес прочесали.
— Никак нет. Лес мы обстреляли.
— Тогда какого черта вы приехали в деревню? — закричал майор. — Немедленно возвращайтесь в расположение части. Моя группа выполняет
Когда бронетранспортёры уехали, майор приказал группе отъехать на другой конец села и начать передачу в эфир. Сам он подошёл к кучку согнанных стариков и женщин.
— Не бойтесь меня. Я не сделаю вам ничего плохого, — на хорошем русском языке сказал фон Ротгер. Я историк и собираю данные о войне 1812 года, о пленных французах. Может в вашей деревне были пленные французы, не сохранились какие-либо повествования, легенды…
— Были, говорят, — прошамкал беззубым ртом один из старцев.
— Вы помните, рассказывайте, — попросил майор.
— Я, милок, помнить не могу, меня тогда и в помине не было. Дед мой говорил, что жил в имении полоненный француз.
— Да точно, — откликнулся ещё один старик. Он ещё красавицу Марию обрюхатил, а потом сбежал.
— Так она замуж за соседа вышла и уехала из села.
— Вспомните, пожайлуста, как фамилия, — взмолился майор.
Старик силился вспомнить но у него это не получалось, потом он вдруг хлопнул себя по лбу.
— Деревня соседская принадлежала Смычковым, так вот за него и вышла. Смычкова значит стала Мария.
Наконец Генрих фон Ротгер выяснил, у кого находится вторая пластина. Осталось лишь найти Смычковых…
37. 1942 год. Старший лейтенант Смычков.
127-я дивизия вторые сутки вела бои в окружении с превосходящими силами противника. С воздуха позиции дивизии утюжили «Юнкерсы», на земле наседала гитлеровская пехота, поддерживаемая танками.
— Держитесь, сынки, сколько сможете, — попрощался с ними седой полковник Пухов, получив приказ на вывод дивизии из пекла. — Надеюсь на вас, не подведите.
Что мог ещё сказать седой комдив двум своим офицерам, оставляя их на верную смерть. Он молча пожал им руки, отдал честь и пошёл к своему Уазику, догонять отступающие части. Прикрывать отход дивизии выпало батарее старшего лейтенанта Константина Смычкова и батальону капитана Елыгина, от которого осталось чуть больше половины.
Батарея старшего лейтенанта Смычкова вела огонь по танкам и бронетранспортёрам пехоты. От батареи осталось два целых орудия из четырех и меньше половины личного состава. Снарядов не хватало, а танки и пехота продолжали наседать. Капитан Елагин погиб, от его батальона осталась полусотня бойцов, кончались боеприпасы.
— Заряжай, твою мать, —
Прильнув к окулляру прицела, он чётко увидел ненавистный крест на бортовой броне танка и подведя перекрестье прицела под крест, скомандовал: «Огонь!». Он ещё успел увидеть, как дёрнулся немецкий танк от попадания, как задымил, выпуская из себя клубы дыма и языки пламени.
Разорвавшимся перед орудием снарядом, он был сильно контужен и повалился на землю без сознания. Он не видел окончания боя, когда немецкие танки раздавили единственное, оставшееся целым орудие, подминая под себя прислугу.
Когда он пришёл в себя, то попытался встать, но не смог и только беспомощно сел, обхватив голову руками. Голова гудела как колокол, он с трудом различал звуки и не сразу сообразил, что вокруг него слышна не родная русская речь, а немецкая. Что-то больно ударило в бок. С трудом повернув голову он увидел носок сапога, и когда поднял голову, чтобы рассмотреть хозяина, увидел нагло улыбающееся лицо фашиста. Посмотрев по сторонам, он увидел вокруг только немцев в их мышиного цвета мундирах…
Его допрос вёл гауптман с помощью переводчика в гражданской одежде.
— Господин капитан Шульц уважает храбрость, — переводил лысоватый переводчик слова немца. Ты храбрый солдат и достойно сражался. Твоё имя и звание.
— Старший лейтенант Константин Смычков, командир батареи, — не видя смысла скрывать эти данные сообщил Смычков, увидя на столе своё развёрнутое офицерское удостоверение.
— Отчень карашо, отчень карашо, — произнёс гауптман и загоготал.
Дверь в кабинет открылась и вошёл высокий офицер средних лет.
— Хайль Гитлер, герр лейтенант-оберст, — приветствовал вошедшего, вскочивший изо стола гауптман Шульц. — Ведём допрос пленного русского офицера.
— Продолжайте, гауптман.
— В какой части вы служили, старший лейтенант Смычков, — продолжил переводчик.
При последних произнесённых словах фразы, немецкий подполковник, севший в углу комнаты на стул, вздрогнул и пристально посмотрел на русского офицера.
— В пехотной дивизии, — ответил Смычков, — а какой номер, не все ли равно, у нас дивизий хватит.
— Вы Смычков? — на хорошем русском языке спросил лейтенант-оберст, жестом приказывая переводчику не вмешиваться.
— Смычков, — подтвердил удивлённо старший лейтенант.
— Вы свободны, — обращаясь к переводчику сказал немец. — Я сам желаю допросить пленного. Затем он сказал несколько фраз по-немецки Шульцу.
— Моё имя подполковник Генрих фон Ротгер, — сообщил он Константину. — Я хочу с Вами поговорить.
— О чем?
— О вашей семье.
— Причём здесь моя семья? — недоуменно спросил Смычков. Ему был непонятен этот подполковник. Вместо того, чтобы задавать вопросы о данных, касающихся его дивизии, он спрашивает о семье. Что ему надо?