Золото крестоносцев

Выражаю глубокую благодарность Луиджи Бономи, моему литературному агенту, Харриет Эванс, моему издателю, а также всему коллективу издательства «Хедлайн Бук Паблишинг». Особенно мне помогли: Тесса Болшоу Джоунз, Гайя Бэнкс, Дженни Бэйптман, Алисон Бономи, Сэм Иденборо, Мэри Эсдейл, Никки Кеннеди, Ребекка Макивен, Тони Макграт, Аманда Престон, Ребекка Пуртелл, Джон Раш, Паппи Ширло и Энн Верриндер Гиббинс.

Как и в моем предыдущем романе «Атлантида», описанные события в этой книге базируются на моем собственном опыте, и я весьма признателен тем, кто мне помог его обрести. Прежде всего, я обязан своим родителям, которые, когда я еще был ребенком, показали мне Херефордский собор, а затем Рим. Также я весьма благодарен сотрудникам Британского института археологии в Анкаре, организовавшим мне поездку в бухту Золотой Рог, и председателю Биологического и технологического

комитета при НАТО, пригласившему меня в Киев. Я также весьма признателен команде российского научно-исследовательского судна «Академик Иоффе», на котором я совершил увлекательное путешествие в Гренландию, побывав в Илулиссат-фьорде. Благодарю также сотрудников Управления национальных парков Канады, пригласивших меня в Ланс-о-Медоус. Большую помощь мне оказали Стив Айткен и Том Д'Антрамон, сопровождавшие меня в моем первом погружении подо льдом, а также мой брат Алан, погружавшийся вместе со мной в подземные пещеры на Юкатане. И конечно, с любовью благодарю Энджи, Молли и Л. Н. Г., побывавших вместе со мною в Стэмфорд-Бридже и на священном острове Айона.

Настоящая книга — литературное произведение. Имена персонажей произведения, названия учреждений, а также описанные события — плод воображения автора. Любые совпадения с реальными событиями, учреждениями или людьми, как здравствующими, так и ушедшими в иной мир, абсолютно случайны. Фактический материал, послуживший развитию действия, приведен в примечаниях автора в конце книги.

Военная добыча была огромной, но особенное внимание обращали на себя те предметы, что были изъяты из Иерусалимского храма: золотой стол, весивший много талантов, и золотой светильник, отличавшийся формой от тех, что бытуют в наших домах. Средина светильника представляла собою столбообразный стержень, из которого выступали тонкие ветви, расположенные в виде трезубца; на верхушках каждого выступа находилась лампадка; всего лампадок было семь, и они символически изображали седмину иудеев… По окончании празднеств [в честь победы римлян в Иудейской войне] и после восстановления полного покоя в империи Веспасиан решил воздвигнуть храм Мира… В этом храме были собраны раритеты, ради которых — чтобы только взглянуть на них — люди в прежние времена пускались в дальние путешествия. Здесь же стали храниться и сокровища, изъятые из Иерусалимского храма.

Иосиф Флавий. Иудейская война. Книга VII

Два орла неторопливо, но размашисто работая крыльями, медленно летели низко над городом, приближаясь к высокому подиуму, на котором в одиночестве стоял человек в лавровом венке. В блеклом свете наступившего утра тени птиц, скользившие по храмам и монументам римского Форума, представлялись огромными и казалось, что это два обитателя Гадеса прилетели занять свое законное место на постаменте победы. Человек, стоявший на подиуме, на какое-то мгновение ощутил легкое дуновение воздуха, вызванное взмахами крыльев приблизившихся орлов, чье оперение отливало золотом там, где его касались первые солнечные лучи. Эти птицы являлись потомками тех орлов, которых человек, стоявший на подиуме, привез в Рим птенцами несколько десятилетий назад из северных пределов империи. Но вот орлы повернули на север и полетели над центром города, поднявшись в восходящем потоке воздуха, нагревшегося от дыхания многих сотен людей, стоявших по обеим сторонам Священной дороги. В высшей точке орлы, казалось, остановились, замерли, словно сам Юпитер с небес принял их в свои благостные объятия. Затем, издав хриплый крик, они устремились дальше, потом пошли на снижение и полетели над Капитолийским холмом, а затем над Марсовым полем, сейчас уставленным легионами, и, наконец, исчезли из виду.

Все глаза устремились на подиум. Человек в лавровом венке поднял правую руку. Предзнаменование оказалось благоприятным, и пришло время невиданного триумфа. Раздался грохот многочисленных барабанов, и с Марсова поля двинулась праздничная процессия.

На подиум поднялся слуга и протянул человеку в лавровом венке серебряную монету.

— Только что отчеканили, принцепс, — почтительно произнес он.

Человек в лавровом венке взял монету, но, не желая ничего пропустить в начавшемся шествии, стал рассматривать ее так, чтобы ему была видна и триумфальная арка в начале Священной дороги, по которой двигалась праздничная процессия. Монетой оказался денарий, отчеканенный за счет военной добычи, доставленной в Рим днем раньше из Остии, города в устье Тибра. На лицевой стороне монеты было начертано: «ИМП. ЦЕЗАРЬ ВЕСПАСИАН АВГ.» — Император Цезарь Веспасиан Август, держатель трибунской власти, консул и великий понтифик. Он был императором меньше года, и надпись на монете взволновала его, заставив сердце учащенно забиться. В центре монеты Веспасиан увидел изображение человека с морщинистым лбом, крючковатым носом, выступающим подбородком, с мешками под глазами и складками вокруг рта. Этот человек не был красавцем, но Веспасиан остался доволен. Он умышленно приказал изобразить себя на монете без всяких прикрас, в манере, в какой писали портреты во времена Римской республики. Он нечета своему

предшественнику Нерону, недоброй памяти императору, чьи портреты ему в угоду рисовали в греческом стиле, придавая изображению императора приукрашенный, да еще и изнеженный вид. Теперь эти портреты нещадно уничтожаются, чтобы стереть саму память о тиране и никчемном правителе, проводившем время в увеселениях. Веспасиан считал себя выдержанным, честным, земным человеком, настоящим римлянином прежних времен.

Он перевернул монету и устроил денарий так, чтобы серебро засверкало под солнечными лучами. На другой стороне монеты была изображена скорбно склонившая голову женщина, причесанная на восточный манер, за ней — знамя легионеров (точь-в-точь такое, какие сейчас развеваются вдоль всей Священной дороги), а перед изображением женщины кричало о себе всем своим видом слово, которое он повелел поместить на всех выпускаемых им монетах — слово, давшее повод для сегодняшнего триумфа.

IVDAEA.

Иудея покорена.

Тем временем грохот барабанов стал громче — праздничная процессия приближалась, и вот в триумфальную арку вступил африканский слон. Он медленно и важно поводил из стороны в сторону хоботом, так что стоявшие вдоль Священной дороги люди могли его коснуться. На слоне сидели два нубийских раба, слаженно бившие в барабаны, прикрепленные к бокам исполина. За слоном неторопливо шли шесть весталок в белых одеждах, от которых, казалось, исходил искрящийся свет, словно эти жрицы богини Венеры были посланницами небес. За весталками двигалась колонна преторианцев в черных нагрудниках и фиолетовых шлемах. Это была гвардия императора, состоявшая из бравых высокорослых солдат, лучших воинов Римской империи. За гвардейцами шествовали сенаторы, всадники и члены венценосной семьи, все в пурпурных тогах, вытканных золотом. Между ними одна за другой катились повозки, груженные военной добычей — сказочными богатствами, вызывавшими восторг собравшейся публики. На повозках высились позолоченные статуи богов и богинь Востока, лежали россыпью индийские алмазы и изумруды, покоились увесистые куски драгоценного шелка, которым славилась далекая страна Сим. Рядом с повозками шли рабы в тяжелых золотых ожерельях из Галлии и Германии. Веспасиан был доволен: теперь в Риме оказались собранными сокровища, ради которых — чтобы только взглянуть на них — люди в прежние времена путешествовали по миру.

Римляне любовались сокровищами, но лишь один император знал, что большинство этих сокровищ народ более не увидит. Веспасиан твердо решил за счет военной добычи возвести в Риме новые величественные постройки. Позади Веспасиана на подиуме лежал тонкий мраморный лист с планом новых сооружений, включавших огромную эллипсоидную постройку. Когда последняя повозка прошла мимо подиума, Веспасиан перевел взгляд на дворец Нерона, Золотой дом, как его называли, в вестибюле которого стоял Колосс, огромная статуя ненавистного императора. Веспасиан принял решение разместить в бывшем дворце Нерона имперские учреждения, а рядом с Золотым домом построить огромный амфитеатр, предназначенный для развлечений народа. Это было хорошее, взвешенное решение: постройкой амфитеатра земли, которыми пользовался Нерон, купаясь в безмерной роскоши, передавались народу.

За повозками двигались карлики и уродцы, доставленные в столицу на потеху народа со всех концов Римской империи. Толпа, собравшаяся у Священной дороги, с любопытством разглядывала людей с луковицеобразными головами, уродцев со ссохшимися конечностями или пораженных диковинной слоновой болезнью. Одни карлики и уродцы шли сами, других несли на подставках, словно зажаренных поросят, приготовленных для пирушки. Среди уродцев выделялся диковинный человек с единственным глазом в середине лба, схожий этим дефектом с легендарным Циклопом. За уродцами катила небольшая квадрига, запряженная не лошадьми, а козлами. Квадригой правил одетый греческим богом карлик в огромном, не по голове, парике золотистого цвета; с шеи карлика свешивался плакат со словами damnatio memoriae — «проклятой памяти». Это была пародия на ненавистного Нерона. Квадригу толпа встретила язвительными возгласами, шутками, смехом. Император последовал примеру толпы и громко расхохотался — он не отделял себя от народа. Веспасиан ликовал: вот он, долгожданный триумф, да нет, не триумф, а гораздо больше того — событие исторического масштаба.

Тем временем в арке показались два всадника, оба в лавровых венках, как и Веспасиан. Это были Тит и Домициан, сыновья императора. Толпа встретила их громом аплодисментов, после чего наступила полная тишина: за всадниками в триумфальной арке показались быки, запряженные в передвижные сценические площадки, каждая с высоким, расписанным по-своему задником, на фоне которого легионеры и пленники разыгрывали драматические сценки из недавно закончившейся войны. Все взгляды устремились на сценические площадки. Вот сельская местность, преданная римлянами огню и мечу. Вот легионеры с помощью стенобитных орудий пробивают брешь в крепостной стене, а защитники крепости атакуют неприятеля сверху. Вот поле сражения, устланное погибшими вражескими солдатами. Вот иноземный храм в клубах дыма и пламени. А вот одержавшие победу легионеры маршируют по превращенному в развалины городу, рядом пленники в кандалах и повозки с добычей. Сцены опустошения были настолько яркими, что римляне, хотя и отличались жестокостью нравов, рассматривали живые картинки в полном молчании и зашумели только тогда, когда повозки со сценическими площадками удалились.