Золото Ларвезы
Шрифт:
Удача улыбнулась ей, когда она уже потеряла всякую надежду. Крейса, тетка из деревни, сборщица ягод, нередко наведывалась в Треген со своим товаром. Грузная, краснолицая, не дура выпить. О том, что Нинодия пленница, она знать не знала – похитители соблюдали конспирацию. Крейса решила, что она провинившаяся родственница важных господ, которую сослали в глушь, чтоб не позорила семейство.
Тавгеда Ферклиц еще вчера укатила по своим делам в Майбенгарт, городок за холмами и ельниками. Служанки за подопечной приглядывали, но главным образом смотрели, чтобы она не
Уловив, за кого ее принимает Крейса, заморочила болтовней, пододвинула кружку. Сама лишь чуток глотнула – удержалась, перехотела! Предложила гостье вздремнуть. Они почти одного роста, и полнотой схожи. Натянула поверх протезов ее вязаные полосатые чулки, зашнуровала растоптанные сапожки, закуталась в шерстяной плащ, пропахший табаком, хвоей и печеными грибами. Надвинула капюшон. Пьяную Крейсу накрыла с головой одеялом, взяла ее корзинку – и к выходу, про себя истово молясь воровскому богу.
– Тетушка Крейса, уже уходите? – окликнула ее в темноватом коридоре девчонка с веником.
– Угу, – промычала Нинодия.
И теперь она из последних сил ковыляла по грунтовой дороге к далекому пестрому пятну Меновой долины. А за спиной у нее надвигалась, застя дневной свет, грозовая стая Южного Пса, а впереди, над Сновидческим хребтом, вскипела вьюжная белизна – это стая Северного Пса приготовилась дать отпор.
– Крейса!.. Эй, тетя Крейса!
Ветер свистел, протезы поскрипывали, заставляя обливаться холодным потом – а ну, как сломаются, вдалеке рокотало, вот и не услышала, как ее нагнала повозка.
– Доброго дня, милок, – бросила она невнятно, не поднимая скрытого капюшоном лица.
– Полезай сюда! До мена довезу, а то ветер у-у-у, беда…
Повозка запряжена мохноногой лошадкой. Спереди в ряд три обшарпанных кожаных кресла с торчащей из дыр обивкой – раньше стояли у кого-то в гостиной, а теперь им нашлось другое применение. Позади, в дощатом коробе, дюжина больших бидонов.
В кресле посередке сидел молодой парень – щекастый, с вывернутыми губами и бестолковой улыбкой. Спасибо тебе, Ланки, что дурачка послал… Но видать, не совсем он дурачок, раз отправили одного с товаром в Меновую долину. А там его наверняка встретит кто-то из своих, и надо будет унести ноги прежде, чем этот кто-то привяжется с вопросами.
Путаясь в плаще, Нинодия забралась в кресло.
– Ты не Крейса… – проявил неожиданную наблюдательность слабоумный возница. – Одежа-то Крейсина…
– Верно, я ее кузина. В грязь упала, изгваздалась, она и дала поносить, пока мое сохнет. Ты лучше езжай поскорей.
Корзину поставила на колени. По ярмарке лучше ходить не с пустыми руками, будто бы за покупками.
Рыдван покатил дальше – мягко, без особой тряски. Все остальное неказисто, зато на колеса
Через Сновидческий хребет словно белесая волна перехлестнула, в лицо ударил ветер пуще прежнего – и в спину тоже. Нинодия обеими руками вцепилась в приколоченный сбоку поручень, а корзина Крейсы умчалась, кувыркаясь, в помутневшую серо-зеленую даль. Горы пропали из виду в надвигающейся молочной свистопляске. Судя по звукам, позади хлынул ливень.
– Вперед! – заорала она не своим голосом. – Гони туда!
Парень привык делать, что ему говорят. Стегнул лошадь, не давая повернуть, и рыдван понесся навстречу метели, уходя от водяной стены. Сейчас им надо держаться Дохрау – лучше под снег, чем вымокнуть.
Вскоре они потеряли направление. Нинодия куталась в плащ, возницу более-менее спасала шляпа, не улетевшая благодаря завязкам под подбородком.
Вокруг бесновались снежные вихри… Боги милостивые, да если бы только вихри! Это же варфелы – магические твари, похожи на косматых белых зверей, вместо шерсти у них сплошные сосульки. Живут они в горных ледниках, но в такую погоду их и на равнинах можно встретить, и нет для них пущей забавы, чем гоняться за санями и каретами.
– Малый, куда едем?.. Дорогу-то видишь?!
Тут же поперхнулась попавшей в рот снежной крупой, надсадно закашлялась. Хорошо, что Зинта ей чрево запечатала, иначе бы прямо сейчас и разродилась. Но она выкарабкается… Несмотря на весь этот белый ужас и тянущую боль в животе. Главная беда, что они мчатся невесть куда, ни зги не видно.
Позади кто-то рассмеялся звенящим стеклянным смехом. Грохнули бидоны, повозка вильнула. Лучше даже не думать о том, кто мог туда запрыгнуть… Что могло туда запрыгнуть… Но как же не думать, если оно за спиной!
Сверху заглянули, ухватившись за спинки кресел. Мимо лица скользнуло что-то шелковистое, и Нинодия, скосив глаза, увидела длинные белоснежные волосы, колышущиеся на ветру. Тот же смех прозвучал снова, уже над самым ухом. Да ведь это унава! Здешний зимний народец, стужа им нипочем, а все равно просятся в тепло – стучатся в окна, скребутся в двери, но впусти такую в дом – живо все выморозит и с хохотом убежит.
Парень заорал, рывком переметнулся в боковое кресло – и оттуда сиганул в сугробы. А унава перелезла через спинку, уселась на его место. Еще одна запрыгнула и устроилась с ней рядом. Первая наклонилась вперед, цапнула брошенные вожжи – человек не сумел бы так, свалился бы под колеса, а этой хоть бы что.
– Девоньки-красавицы, придержите лошадь, я сойду!
Она повторила просьбу трижды, но «девоньки» не обращали на нее внимания. Белокожие, белогубые, а глаза словно ледок в замерзшей луже. Сразу видно, нелюдь. Одежда в прорехах, истрепанная – у одной бедняцкая, у другой с остатками дорогого шитья, унавы снимают ее с окоченелых трупов или крадут с веревок. Говорят, людей они собственноручно не убивают – другое дело, что способны все вокруг выстудить, и тогда рядом с ними в два счета околеешь.