Золото прииска «Медвежий»
Шрифт:
Я походил по узкой бревенчатой клетке и опустился в угол. Пульсирующей острой болью отдавали раненые пальцы, болел бок и тупое безразличие охватывало все мое существо.
— Эй, Малек! — кричал из другого конца изолятора Шмон. — Мы знаем, что ты здесь! Готовься, скоро сделаем из тебя Машку!
— А он давно готов, — подал голос Петрик, сидевший через две камеры от меня. — Уже обделался со страху и подмылся. Эй, ты, Малек, мойся чище!
Он дурковато хохотал, молотя кулаком
— Вы меня втроем не смогли пришить, а теперь опомнились и захлопали языками!
— До утра тебе не дожить, — громко обещал Петрик.
Остальные камеры молчали, хотя народу в изоляторе, как всегда, хватало, а лагерные новости распространяются мгновенно. Видимо, особого сочувствия к Деге, который в это время умирал в санчасти, никто не испытывал. Лишь по очереди выкрикивали угрозы Шмон и Петрик.
Дежурному сержанту это вскоре надоело, и он зычно скомандовал:
— А ну, заткнуться всем!
Рисуясь перед остальными заключенными, Петрик продолжал орать и материться. Сержант, лязгая замком, открыл дверь его камеры. Там поднялась возня. Видимо, охранник вправлял Петрику мозги коваными сапогами.
— Не буду! Молчу, ей-богу, молчу! — заголосил воренок.
В камере стало тихо. Лишь, рассерженно бормоча, топал по коридору дежурный.
Но самое удивительное произошло перед тем, как меня вызвали на допрос.
— Эй, Малек, — негромко позвали из соседней камеры. — Двигайся ближе к стене. Ты меня слышишь?
— Слышу.
Голос принадлежал какому-то незнакомому зеку.
— Дега умер час назад. На берегу в него стрелял Петрик. Ты понял?
— Понял, — машинально отозвался я.
— Они втроем пришли на берег, и Петрик случайно выстрелил. Ты ничего не знаешь. Хочешь жить — молчи и не отвечай ни на один вопрос.
— Ты кто такой? — после паузы спросил я.
— Тебе не все равно?
— Не все…
— Захар просил передать: Петрик признается сам. Твое дело поддакивать и молчать. Ты купался и ничего не видел…
По коридору протопали сапоги дежурного охранника. Голос за стеной умолк. Точно так же несколько дней назад меня ласково уговаривал молчать Шмон. Я молчал, а меня все равно приговорили к смерти. Твари, разве вам можно верить?!
Петрик потребовал, чтобы его допросили первым, так как он желает сделать явку с повинной.
Отсутствовал он довольно долго, а потом вызвали меня. В кабинете сидели начальник оперчасти Катько и тот самый молодой опер Иванов, который допрашивал меня после случая в бане.
Иванов заполнял протокол. Вначале он старательно изложил, где я родился, крестился, за что меня судили, а затем подробно записал с моих слов события
Еще не зная, как себя вести, я рассказал, что пошел купаться на речку, потом туда же подошли Дега, Шмон и Петрик. Они расположились неподалеку, о чем-то разговаривали, и вдруг раздался выстрел…
Капитан Катько, в портупее и застегнутом на все пуговицы кителе, смотрел на меня насмешливо и выжидающе.
— А что там за драка произошла? — спросил он.
— Не знаю.
— Так была драка или нет?
— Не помню.
— Они далеко от тебя сидели?
— Не помню… Ну, может, шагах в пятидесяти. На берегу…
— Я сам знаю, что на берегу. Ну-ка нарисуй, где ты был во время выстрела и где были они.
Капитан быстро набросал на листе бумаги схему того места, где нас обнаружил ефрейтор Сочка. Даже подкову елок старательно изобразил начальник оперчасти. Видимо, перед допросом он тщательно осмотрел место происшествия.
Я осторожно принял хорошо заточенный карандаш и, подумав, изобразил крестик, потом рядом еще три.
— Ну? — торопил меня Катько. — Ты их видел, так?
— Видел…
— Так что там произошло?
— Петрик случайно выстрелил в Дегу… то есть в Дягилева.
— Ты уверен, что Петрик? А может, Шмон? — насмешливо спросил Катько.
— Петрик.
— А ты что делал после выстрела?
— Я?
— Ну ты, ты! Ведь тебя застигли в тот момент, когда ты дрался со Шмоном и Петриком. Может, ты им за Дягилева решил отомстить?..
Потом Катько сказал лейтенанту Иванову:
— Ночь уже, первый час, иди отдыхай. Я тут сам…
Лейтенант пробормотал, что он не устал и готов остаться сколько нужно, но Катько, придвигая к себе бумаги, повторил:
— Мы вдвоем побудем… Разговор у нас долгий. Мы же утром всю эту чушь Василию Васильевичу повторять не будем? Кури, Славка!
Он великодушно двинул по столу пачку «Беломорканала». Я закурил. Андрей Иванович Катько был из местных, забайкальских. Воевал в Японии, где командовал стрелковым взводом, и иногда, по праздникам, надевал парадный китель с медалью «За победу над Японией» и диковинным китайским орденом.
— Сколько тебе осталось? — спросил он.
— Четыре с половиной года.
— Плюс червонец за Дягилева, плюс трояк за самопал. Считай!
— Дегу убил Петрик. Он же во всем сознался.
Катько весело перекатывал в пальцах толстый граненый карандаш. Если полковник Нехаев занимался в основном огромным хозяйством лагеря и прииска, золотодобычей, «гонял» офицеров и технический персонал, то его помощник Катько занимался нами, зеками, и во всех тонкостях знал внутрилагерные отношения.