Золото прииска «Медвежий»
Шрифт:
Через полгода я женился на медсестре районной больницы Вале Будариной. Наверстывая упущенное время, мы быстро, одного за другим, родили трех сыновей (Володьку, Петра и Мишку), и я из бродяги превратился в главу большого семейства.
Вскоре ко мне переехала мать с Петькой. Я получил от горсовета небольшой дом-коттедж с газовым отоплением и зажил как все нормальные люди. Работал шофером на междугороднем автобусе, развел сад-огород, дети росли, младший брат Петька тоже женился…
Вроде бы все шло своим чередом. Но «Медвежий» вдруг напомнил о себе спустя тридцать восемь лет. И не
9
В салоне «Волги» их было трое. Двое накачанных молодых ребят в спортивных костюмах и мужчина лет тридцати пяти с рыжеватыми короткими усиками.
Меня затолкали в «Волгу» прямо на Ростовском автовокзале, куда мы с напарником Федей Себряковым прибыли, завершив очередной рейс. Мы высадили пассажиров, отогнали «Икарус» на площадку ночной стоянки, и Федя пошел в диспетчерскую.
— Вячеслав Николаевич Мальков? — спросил меня рыжеусый, показывая милицейское удостоверение.
— Да, я.
— Садитесь в нашу машину. Есть разговор. Недолгий, на полчаса…
— Откуда вы? — спросил я, потому что чуял своей шкурой, что это не милиция.
Мелькнуло в голове, что нашим автобусом заинтересовались рэкетиры. Но данью облагают обычно коммерческие рейсы, а что возьмешь с нас, «колхозников»?
— Садитесь, — настойчиво повторил рыжеусый.
Физически я был не слабее любого из них. Тюрьма и
долгая кочевая жизнь научили меня драться. Я не боялся этих троих, но молча подчинился: один из качков держал прикрытую курткой электрошоковую дубинку с оголенным двойным жалом разрядника, а у второго из-за пояса торчали бамбуковые нунчаки, пользоваться которыми он наверняка умел.
Разговор происходил на окраине старого парка, где нам никто не мешал. Метрах в пятидесяти от «Волги» стояла вишневая «девятка» с затененными стеклами. Наверняка это была одна компания, и, судя по количеству сопровождающих, для кого-то я представлял немалый интерес.
— Вам привет от братанов с «Медвежьего», Вячеслав Николаевич, — «обрадовал» меня рыжеусый. — Кстати, называйте меня Марат. Отчество не обязательно. Я ведь моложе вас.
У человека по имени Марат было продолговатое розовое лицо, чем-то напоминающее лицо польского актера Даниэля Ольбрхского, очень популярного в годы моей молодости: рыжие, аккуратно уложенные волосы, твердый подбородок с ямкой и светло-голубые внимательные глаза. Он производил впечатление волевого и неглупого человека, занимающего в своей организации какое-то руководящее положение.
Я не стал уточнять, от кого именно пришел привет с давно исчезнувшего прииска, а Марат удивился, что я не рад весточке от старых братанов. Слово «братан» было произнесено с откровенной усмешкой. Марат был из породы крутых, которые не слишком-то преклоняются перед заслуженными уголовниками.
— А чего их вспоминать? Целая жизнь прошла, — отозвался я. — Да и не встречал за эти годы ни одного человека с «Мевежьего».
— Ну, теперь считайте, что встретили. Захара помните?
— Помню.
— И
Зачем я им понадобился? Все, что связано с лагерем ЛБ-08/62, уже в далеком прошлом. Не за Дегу же они мне решили мстить?
— Сейчас ребята выйдут из машины, они рядом погуляют. А к нам присоединится ваш старый друг.
От «девятки» в нашу сторону вразвалку ковылял толстый старик в очках и просторной рубашке навыпуск. Годы неузнаваемо изменили бывшего уркана Николая Захарука, по кличке Захар. Где-нибудь на улице я бы прошел мимо и не узнал его.
Мы сидели на заднем сиденье «Волги». Марат с интересом наблюдал за встречей «старых друзей». Захар протянул мне руку и я, помедлив, пожал ее.
Я бы с большим удовольствием узнал, что Захар уже десять раз сдох и давно жарится в аду. Если ад есть, то другого места Захар не заслужил. Один Бог знает, сколько смертей на его совести. Он все-таки держался в тени, но убийства старика Лунева, Мишки Тимченко, Слайтиса, Сороки были ведь делом и его рук. Он не пожалел даже своего верного шестерку Петрика, заставив повеситься в одиночной камере лагерного изолятора. И Петрик безропотно подчинился…
Когда-то Захар устроил настоящую охоту на меня, восемнадцатилетнего мальчишку, стараясь изо всех сил добить, но я чудом выжил.
— Ну как поживаешь, Малек?
— Ты меня искал? — ответил я вопросом на вопрос.
— Искал. Догадываешься зачем?
— Нет.
— Да вот вспомнил «Медвежий», речку Илим. И так захотелось с тобой встретиться!
Вот оно что! Значит, снова всплыло золото «Медвежьего». Кому-то не дает покоя россыпь на Илиме. Неужели ее до сих пор не нашли? Эти мысли мгновенно промелькнули в голове. Я не видел других причин, почему на сцене появился старый уголовник, бывший помощник пахана лагеря Захар. Сквозь толстые очки на меня смотрели мутные стариковские глаза, в которых кто-то, незнакомый с его прошлым, мог увидеть умиротворенность человека, прожившего долгую жизнь, вырастившего детей и спокойно доживающего свой век.
Я не знал, чем занимался Захар эти тридцать восемь лет, но был уверен, что он своих привычек не бросил и остался такой же сволочью. Сколько же ему сейчас? Где-то под семьдесят?
— Шестьдесят семь, — словно читая мои мысли, отозвался Захар. — Живу, скриплю помаленьку. И тебя рад в здравии видеть.
— Ты как поп заговорил. Грехи замаливаешь?
— А у кого их нет? Ну да хватит о вечном. Давай о земных делах поговорим. Речку Илим вспомним…
— Генку Лунева, Слайтиса, Мишку Тимченко, — в тон ему продолжил я.
— А чего покойников вспоминать? Мы с тобой живы, и слава Богу.
Марат закурил «Кэмэл» и предложил нам с Захаром. Мы оба отказались. Я не захотел курить их сигареты, а Захар, наверное, берег остатки здоровья.
Бригадир боевиков спокойно посматривал на нас, не мешая разговору «старых друзей». По габаритам Марат, конечно, уступал обоим своим бойцам, но сложен был крепко. Светло-зеленая фирменная рубашка «сафари» обтягивала покатые, широко развернутые плечи. На запястье отблескивали широким циферблатом дорогие швейцарские часы. На безымянном пальце я разглядел рифленое обручальное кольцо.