Золото русского эмира
Шрифт:
– Чем же может быть полезна Россия?
– О, всем! В хорошем смысле слова. Откроем карты, Дэвид? Итак. Нам нужно золото, сойдет платина. Если можете помочь драгоценными камнями – тогда их придется сначала обратить в золото. Причем лучше не в Лондоне, а на гамбургской бирже. У нас достаточно денег, чтобы нанять и экипировать тысяч двадцать солдат. Но для бескровного… я подчеркиваю – бескровного захвата власти нам нужно вчетверо больше. Мои подводники – элита, интеллект, копилка знаний. Они не будут воевать на суше.
– Итак, средства на восемьдесят тысяч наемников? Это очень много. Вся российская казна с трудом содержит такое войско…
– Это
– У нас, в стороне от крупных городов, примерно то же самое, – утешил президент.
– Мы с уважаемым адмиралом намерены не просто скупить акции. Мы намерены поставить вопрос в парламенте о продаже пустующих земель. И мы пробьем его в свою пользу. Если вы нам поможете, мы скупим земли вместе с промышленными предприятиями. Мы сконцентрируем у себя в руках промышленное будущее Британии. Пока всё не сгнило окончательно, мы постараемся спасти покинутые заводы.
– Я свои-то заводы спасти не могу, – рассмеялся президент. – Но надо признать, планы у вас грандиозные. Что еще?
– Сущие пустяки. Вы поддержите нас в нужный момент. Мы подождем, время работает на нас. Сколько времени еще продлится ваша турецкая кампания? Три месяца? Полгода? Вы нанесете визит в Лондон и дадите понять этим индюкам-лордам, что будете иметь дело только со мной. Касательно всего – торговли шерстью, металлом, готовыми кораблями, рыбой, нефтью. Мы подстроим так, что вас пригласят официально, со всей помпой. Если вы прибудете на военном корабле и высадите на берег хотя бы полк автоматчиков, это будет нам сигналом.
– Неплохо… – Артур опешил от такого напора. – Но какие я вам могу дать гарантии, что изыщу такие безумные суммы и…
– В пустыню мы не пойдем, – перебил адмирал. – Но мы можем атаковать нефтяные промыслы в заливе. А можем этого не делать. Если мы уничтожим платформы, нефть на шельфе в ближайшие пятьсот лет никто добывать не сможет. Если оборудование сохранится, то я могу взяться за их эксплуатацию. Там все цело и отлично охраняется. А кое-где продолжают понемногу добывать нефть. Наше предложение простое, мистер Коваль, – пополам. Не забывайте, что нефтепродукты – это моя специальность. Я берусь обучить ваших инженеров. Итак? Что вас отпугивает? Черт побери, мистер президент, вы пропахали пол-Европы, вы поставили всех на уши, а теперь робеете?!
– Меня отпугивают ваши нацистские взгляды.
– Ах да, конечно… нам говорили! Я знаком с секретарем нашего посла, – Паунти захлопал в ладоши. – Вы устроили у себя в Петербурге настоящий Вавилон. Позволяете им строить мечети и капища, селите их в ночлежках, терпите воровство и болезни… Это великолепно. Это достойно хозяина великой империи. Я не шучу, мистер Коваль. Только сильный лидер, истинный монарх, истинный отец своего народа может позволить себе быть либералом…
Англичане снова молча уставились на него.
– Кажется, я знаю, где мы достанем миллионов двадцать золотом в ближайшую неделю, – задумчиво произнес Коваль.
Адмирал и химик переглянулись.
– Вы шутите, мистер президент?
– Вовсе нет.
– Тогда… за союз орла и льва!
– Ваше здоровье, джентльмены!
21
ЖЕЛЕЗНАЯ СТЕНА
Предводитель горного клана и ошибся, и не ошибся одновременно. Никто не мог точно сказать, сколько кочевников соберут главенствующие семьи в городе-базаре Аль-Гуре, и никто не мог быть уверен, что бедуины не ударят наступающим горцам в тыл.
В Аль-Гуре грозного джинна с его волшебной девой-птицей ждали не меньше семнадцати тысяч сабель. Двадцать два раза пришлось старцу снимать ткань с птицы, чтобы ее пением вдохновились вожди и старейшины знатных семей. Вершитель судеб уже имел возможность убедиться, что за один раз пением могут насладиться не более тысячи человек. То есть слышать могли и те, кто находился на значительном удалении, однако нужного психологического воздействия не наступало. Около тысячи человек, плотно сбившихся в кучу, – вот оптимальная аудитория. Посему Бродяге приходилось все время помнить об огромных человеческих ресурсах, не завоеванных райскими звуками. К армии прибилось множество оборванцев всех мастей, которым было наплевать на идею. Старец мог только усиливать охрану и надеяться на русский «авось».
– Чем же питается чудесная пери? – шепотом спрашивали друг у друга старейшины. – Чем можно угодить Вершителю? Что мы можем подарить волшебной птице?
– Феникс не принадлежит мне, – старец ласково улыбался в бороду. – Фениксу нужно солнце и еще кое-что. Он питается солнцем, но не только. Но вы не сумеете это ему дать.
– Неужели Вершитель намерен нас обидеть? Мы готовы послать гонцов на край света, если чудесной пери что-то понадобится…
– То, что нужно Фениксу, всегда рядом. Оно вот здесь, – старец с глазами юноши постучал себя в грудь. – Феникс был пеплом, пока я не отдал ему то, что его вызвало к жизни. Когда-нибудь он снова станет пеплом, может быть, на тысячу лет… или на пять минут.
– Почему ты считаешь, что у нас этого нет? – изумились пустынники. – Чем мы прогневали тебя?
– Разве я сказал, что у вас этого нет? – снова улыбнулся старец. – Это есть у каждого, кто дышит. Только я собирался дышать бесконечно…
Аль-Гура Вершителю не понравилась. Он мучительно страдал от жары, от скрипящего на зубах песка, от невозможности нормально помыться. Город-базар представлял собой обломок гораздо более крупного поселения. За полтора столетия после Большой смерти бури занесли песком жилые кварталы, фабричные корпуса, яркие витрины магазинов и трибуны стадиона. Над барханами торчали несколько небоскребов, их внутренности досуха вылизали и выбелили ветра. В чаше стадиона торговали верблюдами и мелким скотом, и никто из стариков не сумел бы вспомнить, для чего нужны по краям громадного овала четыре вышки с оборванными колокольчиками прожекторов. Широкие проспекты, крест-накрест сходившиеся к центру города, угадывались теперь лишь по небольшим углублениям в слежавшемся песке. Песок лежал не везде, западная часть города сохранилась лучше, хотя там в домах не осталось ничего, кроме камня. Всё, что можно было оторвать и унести, давно унесли. Пустые бетонные коробки, ощетинившиеся арматурой, встретили Бродягу. Между ними лениво пережевывали жвачку верблюды, бродили своры тощих псов и носились чернявые загорелые дети.