Золото стрелка Шарпа
Шрифт:
Шарп замер. Снизу донесся зов:
– Капитан!
– Наверх! На крышу церкви!
Внизу, в переулке, раздался топот. Шарп предположил, что партизаны не решились вступить в неравную схватку и спасаются бегством. Он выпрямился и взялся за эфес рапиры. Рана отозвалась дикой болью, но стрелок уже понял, что ему повезло – клинок прошел сквозь мягкие ткани; крови, боли и страха было больше, чем настоящего вреда. Он сжал зубы и потянул – рапира выскользнула. Шарп подержал ее на вытянутых руках, чтобы ощутить великолепную балансировку, и подумал, что никогда бы не победил, если бы не бросился на идущее понизу
Эль Католико застонал, не приходя в себя. Шарп подошел к своему врагу, припадая на окровавленную ногу. Глаза испанца были закрыты, веки слегка трепетали. Шарп приставил палаш к его горлу.
– Мясницкий инструмент, да? – Он давил, пока острие не встретило черепицу, а затем провернул клинок в ране и, чтобы его высвободить, ударил сапогом по шее мертвеца. – Это за Клода Харди.
Не будет в испанских горах феодальной страны – личного королевства Эль Католико.
Раздался стук в крышку люка.
– Кто?
– Сержант Харпер.
– Погоди.
Шарп сдвинул лестницу, крышка откинулась, и появился Харпер с чадящим факелом в руке. Ирландец поглядел сначала на своего командира, затем на труп.
– Боже, храни Ирландию! Что тут у вас, сэр? Пари? Поспорили, из кого больше крови вытечет?
– Он меня хотел прикончить.
У Харпера взлетели брови.
– Да что вы говорите! – Сержант с сомнением взглянул на мертвеца. – А ведь он был отличным фехтовальщиком, сэр, ей-же-ей. Как это вы управились?
Шарп рассказал о том, как он безуспешно целил в глаза, как был вынужден кинуться на рапиру.
Харпер ошеломленно покачал головой.
– Дурак вы чертов, сэр. Ну ладно, давайте глянем, что с ногой.
На крышу поднялась Тереза, за ней Лассау и Ноулз. Шарпу пришлось повторить рассказ; вскоре он почувствовал, как напряжение отпускает.
Тереза склонилась над трупом.
– Что, жалко?
Девушка отрицательно качнула головой. Шарп смотрел, как она, стоя на коленях, обыскивает окровавленное тело и снимает тяжелый пояс. Она раскрыла один из клапанов, посыпались монеты.
– Золото.
– Оставь у себя.
Шарп исследовал рану и убедился, что ему здорово повезло – такой болван, как он, заслуживает дырки побольше.
Капитан взглянул на Харпера.
– Червяки понадобятся.
Харпер ухмыльнулся – он всегда носил при себе жестянку с толстыми белыми личинками мух, питающимися только гнилым мясом и брезгающими здоровой плотью. Не было для чистки ран лучшего средства, чем щепоть личинок под повязкой. Вместо бинта ирландец на время приспособил красный пояс Шарпа.
– Ничего, сэр, заживет.
Лассау посмотрел на труп.
– Ну, что теперь?
– Теперь? – Шарп мечтал о стакане вина и тарелке того роскошного супа. – Ничего. У них будет другой командир. Мы по-прежнему должны отдать золото.
Тереза горячо, сердито заговорила по-испански. Шарп улыбнулся.
– О чем это она, сэр? – спросил Ноулз, завороженно разглядывая кровавые пятна на черепице.
– По-моему, ей не по душе идея насчет другого командира, – ответил Шарп, сгибая и разгибая левую руку. – Если помощники Эль Католико не добудут золото, командиров из них может не выйти. Верно?
Она кивнула.
– Так кто же займет его место? – Ноулз сел на парапет.
– Ла Агуджа. –
Польщенная Тереза рассмеялась, а Харпер в свою очередь подверг обыску карманы Эль Католико.
– Л а кто?
– Л а Агуджа – Игла. У нас с нею договор.
– Тереза? – изумленно переспросил Ноулз. – Мисс Морено?
– А почему бы и нет? Дерется она лучше многих. – Шарп сам сочинил прозвище и увидел, что оно ей понравилось. – Но чтобы этого добиться, надо удержать золото, вынести из крепости и сдать генералу. Довести дело до конца.
Лассау вздохнул и убрал в ножны так и не понадобившуюся саблю.
– Стало быть, дружище, мы возвращаемся к прежней теме. Как?
Шарп давно ждал этой минуты. Ждал и боялся. Но отдалять ее он больше не мог.
– Кто нам мешает?
Лассау пожал плечами.
– Кокс.
Шарп кивнул и тихо произнес:
– У Кокса есть власть, пока он командует гарнизоном. Не будет гарнизона, не будет и власти. И он не сможет нас остановить.
– Что же из этого следует? – Ноулз нахмурился.
– А то, что завтра на рассвете мы уничтожим гарнизон.
На секунду воцарилась мертвая тишина, затем ее нарушил возглас Ноулза:
– Невозможно!
Тереза от души рассмеялась.
– Возможно!
– Господи всемилостивейший! – На лице немецкого капитана отразился ужас.
Харпер, казалось, нисколько не удивился.
– Как, сэр?
И Шарп объяснил.
Глава двадцать третья
В тот понедельник Альмейда пробудилась рано. Задолго до первых проблесков рассвета по мостовой забухали солдатские сапоги, зазвучали будничные разговоры – верное средство от пафоса великих событий. Война добралась-таки до пограничного города, и между его внешними гласисами и замаскированными батареями французов сосредоточились надежды и чаяния Европы. Жители далеких городов смотрели на карты. Если выстоит Альмейда, то, возможно, удастся спасти Португалию, – но в это мало кто верил. Самое большее семь недель, говорили люди, а то и шесть – и Массена отдаст своим солдатам на разграбление Лиссабон. Британцы обречены, они уже бегут, бросая последние крепости, и каждый день в штабах Петербурга и Вены, Стокгольма и Берлина на столах расстилались карты и генералы ломали головы, куда теперь Наполеон пошлет своих непобедимых пехотинцев в сине-белых мундирах. Конечно, жаль Британию, но кто ожидал иного исхода?
На южной стене у жаровни стоял Кокс, ждал, когда рассвет явит ему новые французские батареи. Вчера неприятель дал по городу несколько выстрелов и уничтожил телеграф, а сегодня он возьмется за дело всерьез, в этом Кокс не сомневался. Он уповал на мощную оборону, на бои, описания которых попадут на страницы исторических хроник, надеялся задержать французов до дождей и спасти Португалию; но он также представлял себе осадные орудия, бреши, пробитые в толстых стенах, и вопящие, ощетиненные сталью батальоны, которые в одну из ночей ринутся на штурм и повергнут его чаяния в прах. И он, и осаждающие понимали, что город – последнее препятствие для победоносной французской армии. Кокс, как ни подогревал он в душе надежду, все-таки не верил, что Альмейда простоит до затяжных дождей, когда реки выйдут из берегов, а дороги превратятся в непролазную топь.