Золото тофаларов
Шрифт:
— Присаживайтесь, Сергей Александрович. Знакомьтесь, это товарищ с Петровки.
Волков нас представил. С Петровки? Вот те на! Слава Богу, карта ни при чем.
— Скажите, Сергей Александрович, вам знакомы эти телефоны? — Товарищ капитан Уколкин протянул мне листок бумаги.
Знакомы мне номера, знакомы. Сверху мой служебный, внизу мой же домашний.
— Кому вы их давали в течение последних трех недель?
Ну мало ли кому? Десятка два человек наберется, сразу всех не вспомнишь.
— Ладно, уточним.
Пачка сигарет «Столичные». На крышке оба телефона зеленым шариком записаны. Моего имени нет.
— Нет, не припомню.
— Ну, хорошо. А вот этого человека знаете? Две фотографии на столе. Девять на двенадцать. Портрет. Анфас и профиль. Знаю, конечно. Выражение лица только странное. Глаза широко раскрыты, слишком как-то широко. Удивленное такое выражение.
— Это Граф. То есть Александр Шереметьев, отчества не знаю.
— Граф — кличка? Из блатных? Имел судимости?
— Да нет. Впрочем, насчет судимостей не знаю, он не рассказывал. Работали вместе на Севере несколько лет назад. Я думаю, в кадрах Ботуобинской геофизической экспедиции в Мирном есть его анкетные данные. А что, собственно, случилось?
— Неприятная вещь случилась с вашим знакомым, неприятная. На перегоне Домодедово-Москва-Павелецкая, рядом с железнодорожным полотном, вчера был обнаружен труп мужчины. — Уколкин тронул указательным пальцем фотографию анфас. — При осмотре ничего не обнаружили — ни документов, ни денег. Ничего, что помогло бы установить личность. Кроме вот этой пачки сигарет с телефонами. Первый номер привел нас сюда.
— Скажите, Сергей Александрович, вы разговаривали с покойным о характере вашей работы? — Это уже Волков вступил.
— Нет, ни в какой форме!
Содержание невзрачного листочка с собственной подписью я помнил твердо. Волков удовлетворенно кивнул.
— Сергей Александрович, мы просим вас помочь следствию. Нужно провести опознание. Товарищ полковник подпишет вам увольнительную. Наша машина у главного подъезда. Собирайтесь, мы вас у выхода подождем.
— Сергей Александрович всегда ответственно относится к исполнению гражданского долга. — Волков внимательно посмотрел на меня. Встал. Все поднялись вслед за ним.
За высокопарной фразой вполне угадывалось: «Помнишь, что подписывал?» Как же, как же…
За руль белой, ничем внешне не примечательной «Волги» сел молчаливый напарник Уколкина. Машину он вел очень спокойно, как-то по-пенсионерски, но до 54-й больницы мы доехали на удивление быстро. Только на пустынной набережной Архиерейского пруда он слегка притопил, и меня моментально вдавило в спинку заднего сиденья.
— Ну и движок у вас!
Водитель посмотрел на меня в зеркальце, улыбнулся:
— Это ГАЗ-2434. У-образная восьмерка, двести лошадей.
Любит парень свою машину. Тема есть.
Пока Уколкин ходил к больничному начальству, мы хорошо с его коллегой поговорили, почти на «ты» перешли. Версия у них была пока одна. Убийство с целью ограбления. Все забрали, даже часов не было на руке. И моя информация в эту версию укладывалась хорошо. На Севере человек работал, деньги большие получал, подпил в аэрофлотовском буфете со случайными знакомыми, болтовня и сгубила. И то, похвастаться Граф любил. Пассажиров его рейса надо проверять. Впрочем, сам рейс еще будут вычислять.
Откуда он мог лететь? А кто его знает? Мирный, Иркутск, Новосибирск, да хоть Анадырь. Ищите, ребята, ищите. Про Якутск я говорить им не стал. Своя версия уже начинала складываться.
Уколкин пришел с прозекторами, повели нас в морг. Лежит Граф на каталке, закрыт белой простынкой до подбородка. Глаза закрыты, знакомое лицо. Белое, как сама эта простынка. Составили протокол опознания, подписал я его.
— Как его?
— Ножом. Сзади, под левую лопатку. — Уколкин просматривал документы, собираясь укладывать их в кейс.
— Не ножом, нет-с, молодые люди, не ножом! — От невысокого старичка-патологоанатома исходил легкий приятный запах высококачественного спирта.
— Да ведь явно же не пуля? — Уколкин посмотрел на врача с недоумением.
— Холодное оружие, да-с, но не нож. Не хочу предвосхищать результаты экспертизы, но скорее всего это кортик!
— Кортик?
— Кортик, стилет. Четырехгранный клинок, с равными гранями. И не штык — грани явно остро заточены. Сантиметров тридцать длиной. Удар очень точный, я бы сказал, высокопрофессиональный удар.
— Вы судмедэкспертом работали?
— Нет, никогда. А вот часовых снимать приходилось. Полковая разведка, от Киева до Будапешта. Смею вас заверить, молодые люди, такой удар случайно не нанесешь, обучения это дело требует. Направление клинка, сила, скорость — все точно рассчитано. Смысл в чем? Моментальный шок! Ни рукой дернуть, ни крикнуть. Подумать о чем-либо и то не успеешь. И крови снаружи почти нет — внутреннее кровоизлияние. Поэтому и кортик выбран. Я вам говорю: и оружие, и рука профессионала.
— Может быть. — Уколкин пожал плечами. — Экспертиза покажет.
— Увидите, я прав!
— Может быть, может быть. Ну, всем спасибо. До свидания. Сергей Александрович, вас подвезти?
— До Преображенки подбросите?
— Поехали.
Быстро мы обернулись, салон «Волги» еще тепло сохранил.
— Четвертое убийство за две недели на нас повесили! — Уколкин устало откинулся на сиденье.
— Много пахать приходится?
— А то? Сегодня часов до десяти в управлении просидим. С рейсами одними возни сколько будет. Вообще говоря, надежды мало. По трем делам хоть какая-то подвижка есть, а это, похоже, «висяк». Может быть, у вас какие-нибудь соображения есть?