Золото тофаларов
Шрифт:
— Эх, Мишка! Какой трофей удрал!
— Не до них. Поспать бы часа три.
Да, умотал нас перевал проклятый.
Ночевать решили в зимовье. Какая-никакая, а все же крыша. Перекат, по которому можно перейти реку вброд, простреливается от избушки в любой точке. Ночи светлые, любое движение по броду заметно будет сразу. Кедрова связать, дежурство по очереди установить, и — спать. До рассвета.
Почти сутки мы добирались до второй переправы, которую преодолели столь же успешно. Еще день потребовался, чтобы дойти
Вдоль многочисленных тропинок, протоптанных таежным зверьем, на каждом шагу попадались «ведьмины кольца» — разросшиеся по спирали грибницы с десятками грибов разных цветов и размеров. Что-то вроде маслят и моховиков. Любимое лакомство оленей, как сказал егерь.
Как ни странно, мы сами почти не чувствовали голода — нервное напряжение отбило весь аппетит. Участок перед третьей переправой, довольно сложный, мы прошли на удивление быстро, словно бы второе дыхание открылось. Но при взгляде на ожидающее нас препятствие оптимизм сразу погас.
Этот брод был не чета двум предыдущим. Глубина его явно превышала полтора метра. Хотя на дне просматривался каждый камешек, цвет воды был зеленоватый, густой. Казалось, что в месте, где нам предстояло форсировать реку, вода медленно, лениво плавится, но впечатление это было обманчивым. В ста метрах ниже по течению масса воды наталкивалась на острые выступы порога угрожающего вида. Там стоял несмолкающий рев, фонтаны пены взлетали к небу, радужная пыль висела между зажавшими реку скалами.
Какая-то добрая душа натянула между двумя великанами кедрами канат, пересекавший реку. Но сделано это было давно. Толстая, почерневшая, подгнившая местами веревка почти касалась воды и выглядела очень ненадежно.
Первыми в воду вошли Бахметьев и Степаныч. Цепляясь за хлипкий канат, с трудом удерживая равновесие с помощью шестов, они медленно брели среди бурунов. Вот погрузились по пояс, по грудь, по шею. Вот Степаныча на миг захлестнуло с головой! Мишка удержал. Вот их обоих оторвало ото дна, понесло на порог. Канат натянулся, как тетива лука. Неужели порвется? Нет, выдерживает! Ближе, все ближе они к берегу. Выбрались…
Вторым номером идут Игорь с егерем. Гольцев забрал у Кедрова сумки с золотом, связал ручки, повесил на свою мощную шею.
— Топиться собрался, Муму?
— Наоборот, сносить так не будет. Да и этот гусь живым нужен, заложник все-таки.
Пошли. Действительно, Игорь — как скала, прямо прирос ко дну. А егеря легкого почти по поверхности болтает. Но держит канат, держит. Есть!
— Ну что, Станислав Михайлович, пора и нам. Нет уж, после вас, только после вас!
Почти до середины потока все шло нормально. Тяжело, конечно, ноги сводит от холода, но двигаться можно. Но вот вода до груди дошла, отрываюсь ото дна. Нет сил удерживаться на ногах, на веревку одна надежда. Кедров тоже болтается, как флаг на ветру. Перебираю канат, пальцы еле слушаются. Ну, еще метр, еще… Эх!
Совсем рукой было подать до берега, когда лопнул канат, не выдержал. Мишка навстречу бросился, приклад протянул. Но куда там! Как на гоночной машине, я мимо него пролетел. Где-то рядом Кедров из воды показался, ртом воздух хватает, скрылся в пене.
На порог несет, пытаюсь грести, бесполезно… Мать твою…! Там еще и завал из бревен! Сейчас затянет! Нет, мимо проносит. Удар о скалу, еще, еще, еще! Воздуха бы глоток! Подбросило, вынесло на скользкий валун прямо посреди порога, пытаюсь удержаться. Ногти сорвал, а все без толку, дальше несет.
Вниз тянет, в глубину зеленую, в яму под скалой. Все, нечем дышать совсем, сейчас глотну. Нет, опять пробкой вверх, в фонтан пены, сальто по камням. Все, на галечную косу вынесло, въехал на брюхе, как катер. Дышать-то как вкусно!
Отнесло меня метров на двести от порога, слава Богу, на нужный берег. Огляделся, Кедрова нигде не видать. Утоп, наверное, переводчик!
Недалеко от места моего «причала» ручеек в реку впадает, в отвесном берегу пещера какая-то, под пещерой что-то похожее на остатки лодки. Подошел. И точно — лодка. Долбленка из одного ствола. Дерево по структуре на тополь похоже. Сама лодка сгнила почти, а весло сохранилось.
Одежду надо отжать, зуб на зуб от холода не попадает. Только разделся догола, сверху, с обрыва Гольцев орет как медведь. Неглиже мое смущает, что ли?
— Серж, живой! А мы думали — все, каюк тебе!
— Кедрова нашли?
— Нет. Никто не видел, чтобы он из порога выбрался. Туда сволочи и дорога! Ну и крутило же тебя!
— Я тоже заметил.
Гольцев спустился на косу.
— Ребята сейчас костер разведут, обсушимся. Смотри-ка, пещера. А ну, глянем!
Согнувшись, мы осторожно вошли под низкий свод. Пещера была неглубокой, скорее, просто выемка в скале. На полу, в центре, чернели угли давнего костра. А рядом с костром, прислонившись спиной к стене, сидел человек. Точнее, то, что было когда-то человеком. Пустые глазницы коричневатого черепа, увенчанного остатками черных волос, удивленно глядели на нас.
Игорь ткнул покойника ногой. С легким шорохом тот опрокинулся, разом превратившись в бесформенную груду истлевших костей и остатков тряпья.
— Давно здесь сидит! — сказал Гольцев и поднял с пола проржавевшее ружье.
— «Ман-ли-хер», — разобрал он еле видные готические буквы на коробке. — Немецкое, что ли?
— Австрийское.
— Ишь куда занесло. Ну и пусть догнивает. — Он отбросил винтовку в угол пещерки.
Остатки оружия ударились о стену, поднялась пыль, зашуршали камешки. К нашим ногам подкатилась цилиндрическая позеленевшая банка. Игорь поднял.
— Латунь. Герметичная, крышка на резьбе.