Золото Умальты
Шрифт:
Не привыкший сожалеть о принятых решениях, Чагин уже почти не сомневался, что совершил ошибку, когда взялся сопроводить первый в новом 1917 году спешный обоз, груженый золотом с приисков заводчика Булыгина.
Грабежей давненько не было, но голодные волки рыскали в тайге, да и лихих людей – беглых каторжников и дезертиров – хватало в здешних местах. Февраль выдался ледяным, с метелями и морозом, люди отощали за зиму, и охотников тащиться трое суток по зимнику набралось всего-то пять человек, и это добавляло мрачности и без того неулыбчивому Чагину.
Да и надежны ли эти люди?
Вон кучер Кузьма – случись чего, спрячется за кибитку, помощи не жди. Десятник Киприан – болтун, раззява, да и стар уже. Одна надежда на молодых солдат Назара и Прошку. Конопатый Назар, едущий верхом с другой стороны обоза на серой в яблочко лошадке, веселый охальник с кудрявым чубом, вроде и не мерз – голой рукой все лез в карман да щелкал на ходу подсолнечное семя. А Прошка спал в тарантасе. Там же, на проклятых мешках, дремал и чагинский пес Гром, крупная овчарка серой масти.
Таким числом впору дрова перевозить, а не золота сорок пудов. Эх, Булыгин, Булыгин, нет на тебе креста…
Словно почувствовав, что хозяин думает о нем, Гром пошевелился под попоной, высунул морду, глянул на Чагина, зевнул и убрался обратно.
Киприан меж тем продолжал – как рассказывают страшную сказку малым детям на ночь:
– Терзали его изверги, били, а он за них молитву возносил: «Владыка Святый и Истинный, не суди да не мсти живущим за кровь нашу». Мученическую кончину принял святой человек Григорий Ефимыч!
Кузьма взмахнул кнутом.
– Это Гришка, Распутин-то святой? Об нем и говорить – только рот поганить. Секту завел, девок порол, да баб придворных в бане щупал… И царицу пользовал!..
Киприан зашелся в крике, даже замахнулся на крепкого жилистого Кузьму.
– Врешь, иуда! Всё листовки сионские!.. Старец молитвой святую Русь спасал! Царь наш, заступник, помазанник божий!.. И царицу, гнида, не трожь!..
Кузьма чувствительно ткнул его в бок. Оба сцепились, чуть не свалившись с обоза. Назар, подмигнув, громким голосом затянул свои любимые похабные куплетцы, коих все они в дороге наслушались немало.
Николашкина женаДеликатно сложена!Тиснешь в груди да в бока —Тает, как морожено!– Тьфу на тебя, похабник!.. Сказано в пророчестве: «И возрыдают племена земные»! Бога забыли, коммунизма какая-то вместо веры-то православной! Погибнет Россия от вас, как есть погибнет! – не унимался Киприан, отставший, впрочем, от Кузьмы.
Кучер тоже поуспокоился, перестал толкать десятника, но не оставил насмешек.
– Спихнут твово Николашку, да гузном в яму!.. И царицу туда же, шпиёнку немецкую! Шпиёнка и есть!.. – и показал Киприану кукиш.
Тот лишь скорбно покачал головой.
– Сказано тебе: без царя погибнет Россия! Все по грехам нашим… На все божья воля!
– Значит, и Распутина твово по божьей воле убили? И Россия по божьей воле пропадет? Так? Что замолк, святоша? Или ты лучше Бога знаешь, чему быть, а чему нет?
Веселый Назар, отплевываясь подсолнечной шелухой, подстегнул лошадку, прерывая политический спор.
– Эх, шас бы пунчу, кишки согреть!
– Чего это? – встрепенулся Кузьма.
– Водка горячая. С приправой на меду. Не хужей, чем у царей! – пояснил Назар, мечтательно зажмурив глаза.
Киприан кивнул понимающе, смягчаясь.
– А… «Ракица» по-нашему. Доброе дело.
Кузьма тоже обнаружил интерес и знание предмета.
– У нас оно «Голбешная», анисовка исчо. С анисовым-то маслом шибче идет.
Затем снова насмешливо – Киприану:
– Царь-то, сказывают, почище нашего хлещет!..
Назар затянул на весь лес новую частушку.
Царь купил своей СашухеЗолотые серьги в ухи.Русских немцам продала,Да недорого взяла!Чагин цыкнул на Назара, натянул поводья своей гнедой.
У поворота реки намело большой сугроб. Чагин осмотрелся по сторонам – в лесу было тихо.
– Объезжаем, что ли? – спросил Кузьма.
– Объезжай по левой, – велел Чагин. И добавил: – Прошку разбуди, Киприан.
Кузьма начал неторопливо объезжать снежный завал. Заспанный Прохор соскочил с тарантаса, держа в руке ружье.
Из-за поворота показалось упавшее на дорогу дерево.
– Сто-о-й! – разнеслось по обозу.
Лохматый мерин, издав недовольное ржание, встал. Гром вскочил, не сводя глаз с хозяина.
Перед деревом на льду недвижно лежал человек, припорошенный снегом.
Тут уж и Кузьма перекрестился.
– Мертвяк лежал! Глянь!
– Недобрый знак, Егор Степаныч, – тихо сказал Назар Чагину, спешился и вместе с Прохором решительно направился к мертвому.
Чагин подъехал к лежащему дереву, упавшему откуда-то сюда, на лед замерзшей реки. «Плохо дело», – подумалось ему. Гром молча стоял рядом.
Назар склонился к покойнику, крикнул Чагину.
– Мертвый! Одет чудно. Егор Степаныч, у него карабин под рукой.
Прохор, вглядываясь в лицо мертвеца, вдруг воскликнул:
– Да я его знаю! Это ж бес настоящий! Салтан, татарин, он с каторги сбежал.
Назар нагнулся, протянул было руку, чтобы взять из рук покойника карабин. Звук выстрела грохотом разнесся по лесу. Назар отлетел, упал, окрашивая кровью снег, только шапка покатилась с кудрявой головы.