Золото. Назад в СССР 2
Шрифт:
К счастью глубоких порезов мы избежали. Обнаружили пузырьки только когда к утру сумели прибиться к берегу с широкой полосой воды безольда. Засохший и потрескавшийся илистый берег после нервной и тяжелой ночи в ледяной воде показался истинным оазисом в раю.
Кто-то из промывальщиков даже упал и стал его обнимать, любезно благодаря «Матушку-Землю» за приют.
Наша стоянка оказалась близка к устью, к которому мы шли.
Семягин дал нам сутки отдыха и времени на подготовку к следующему переходу. Он был небольшим, всего три километра
Моя лодка оказалась абсолютно целой. Я пошел помогать остальным.
Любые порезы на резиновых лодках нужно было заклеить. Никому не охота кормить сомов, в избытке обитающих в реке.
Глава 9
Моя лодка оказалась абсолютно целой. Я пошел помогать остальным. Температура воздуха была около нулевая с небольшим плюсом
Любые порезы на резиновых лодках нужно было заклеить. Никому не охота кормить сомов, в избытке обитающих в реке.
Коллегам повезло меньше. На второй и третьей лодке было много мелких неприятных порезов. Проблема была не в порезах а в том, что их много и надо было находить и клеить много заплат.
Для того чтобы обнаружить отверстия нужно было все время подкачивать и смачивать борта водой. А потом, найдя место, вытирать его на сухо.
Резиновый клей рассчитанный на плюсовую температуру приходилось прогревать у углей, так же как и заплаты, и лодки. То еще удовольствие.
Потом место повреждения и латку нужно было как следует обезжирить спиртом, ошкурить, потом еще раз обезжирить под дружное ворчание работяг о невосполнимой потере драгоценной жидкости.
На растянутую поверхность, смазанную тонким слоем клея с обеих сторон: лодки и заплаты, на ровное место без морщин и воздуха, прикладывали саму латку.
Потом начинался один из самых ответственных этапов — прокатка. На твердой поверхности, прижимая со всей дури, латку несколько раз прокатывали самой обычной стеклянной бутылкой.
Для определения времени схватывания клей наносили на контрольку: да таких же куска латки, один чуть больше площадью, чтобы часть клея оставалась снаружи. Это место через некоторое время щупали пальцем.
Если клей на контрольке высыхал, от он переставал липнуть к коже. Значит, клей и на латке схватился. Тогда эти два куска пытались отодрать друг от друга.
После схватывания лодку надували для проверки, но снова и снова находились новые точки требующие ремонта. Это не могло не раздражать людей.
Из всех самыми неприятным были мелкие порезы на днище. Наша лодка избежала этой участи, потому что вчера ночью я не давал ей заходить носом на не расколотый лед.
Чего не скажешь о двух других экипажах, которые устали настолько, что потеряли бдительность в этом вопросе. А может и понадеялись на то, что «пронесет».
Не «пронесло» и теперь всем нам на ветру приходилось мучиться с самыми сложными повреждениями, которые нельзя игнорировать. Плыть в ледяной воде и вычерпывать поступающую через днище воду было совершенно непозволительным риском. Можно было отморозить себе не только ноги, но и все на свете.
К двум часам дня с повреждениями более менее справились. Но с реки подул сильный холодный ветер. Это совсем не вдохновляло. Отчаливать будет трудно. Я предложил не дожидаться следующего утра и выйти раньше. Ветер мог усилиться.
Но Семягин решил дать отдохнуть уставшим и нервничающим людям. В этом мы с ним разошлись во взглядах. Но конце концов его группа и его правила.
Всегда считал, что, если есть силы, то нужно двигаться. Отдых потом.
Поэтому я промолчал и оставил свое мнение при себе. Люди и так напряжены после ночной борьбы и сложной починкой лодок, что споры, а тем более срачи нам сейчас совсем ни к чему.
Да и моё уважение к Семягину не позволяло возражать ему.
Будь это моя партия, я бы выдвинулся с группой немедленно, но раз уже завербовался рабочим, то будь добр помалкивай, брат, в тряпочку и просто помогай другим.
На лицах членов отряда читалось нежелание размышлять о завтрашнем дне, а тем более об отплытии. Все хотели отдыха.
Мне же подумалось о том, что нам нужно будет отчаливать от пологого берега с тяжелыми ящиками на борту. С учетом ветра и температуры воды, кино будет еще то.
Мы их вытащили-то с трудом. Загружать придется, стоя по грудь в воде. Илистое дно под ногами будет затягивать и сковывать передвижения.
Так и произошло. Ветер к следующему утру усилился настолько, что я с трудом преодолевая его, вылез из палатки.
Я про себя пошутил о том, что тут не хватает Выквана — самое время, договориться с духами природы, как это делают местные.
Семягин занимался сбором своих вещей. Как ни странно он был в приподнятом боевом настроении.
— Ну что, Илья, сразимся сегодня с бурей и непогодой?
Он улыбался. Чуть свисающие полы его палатки, словно выстрелами, заполняли окружающее пространство громкими хлопками, вызванными порывистым ветром.
— Сразимся, Александр Иванович, — почти прокричал ему, — куда же нам деваться.
Дежурному пришлось готовить завтрак на примусе в палатке, хотя это противоречило всем известным правилам безопасности.
Позавтракав, к восьми часам утра мы разобрали палатки под штормовым ветром и начали грузиться в лодки.
Первая же попытка загрузить багаж потерпела неудачу — лодка опрокинулась потому что стоявшие в воде грузившие начали погружаться ил под тяжестью.
Оперев груз о борт, они пытались закинуть его на дно лодки. Не то чтобы они были людьми неопытными, но сработал наш «авось» и лень третьего, который не полез в воду страховать с противоположного борта. Те двое сами отговорили третьего, утверждая что всегда справлялись сами вдвоем на погрузке.