Золото. Назад в СССР 2
Шрифт:
Казалось, что он утаскивает с собой короткое Северное лето. Люди смотрели на корабли уже встроенные в полярный конвой.
Сема где-то раздобыл нержавеющую морскую флягу, открутил крышку пригубил и протянул ее мне. Я сделал обжигающий глоток и вернул фляжку обратно.
— Как думаешь, Куницын сможет выбить новые фонды? Я не могу представить, чтобы Поселок оставили.
— Ты знаешь сколько мы с Гибаряном за неделю намыли?
— Вы же полтора месяца с гаком провели в разведке…Сколько?
— Ну да, две недели шли, неделю мыли, остальное
— Верно,Илюх, это самые богатые шлихи за посдение лет двадцать.Ты начал вспоминать? Как у тебя с памятью?
— Фрагментами да. Но в целом пока не очень.
Не было особого смысла скрывать от Семы, что я действительно кое-что начинаю вспоминать. Просто надо быть внимательным. Я не стану ему рассказывать о том, как я здесь оказался. Мой друг никогда не узнает о грядущем.
Сема легонько подтолкнул меня локтем и мотнул головой куда-то в сторону. Я повернулся и увидел Сержа стоящего в длинном плаще моряка.
На макушку был накинут капюшон, в котором его трудно было узнать. Этот гигант под два метра ростом, смотрел вдаль. Я проследил за его взглядом. Портовые гудки катеров беспокоили стаи птиц, взмывающих в небо целыми тучами.
Сейчас я мог разглядеть его мясистый лицо в профиль. Высокий лоб, крупные скулы, глубоко посаженные глаза. Морщины. Пожалуй, ему было лет сорок пять. Вполне возможно, что меньше но жизнь в криминальном мире не проходит бесследно.
Он медленно повернул и мы встретились с ним глазами. В глазах бездна, от которой многие бы съежились. Но не я. Правда на моей стороне. Мне нечего бояться.
За спиной в бараках, где жили портовые рабочие, кто-то открыл окно и включил Высоцкого.
Глава 8
Я поискал глазами Сержа, но на том месте, где он только что стоял никого не было. Он словно испарился.
Наступила осень.
Осень календарная здесь на Севере не совпадает с географической, и тем более с геологической. Началась геологическая осень с отходом транспортов и ледоколов, а заканчивалась, когда геологов вывозят из тундры.
Я накачивал резиновую лодку насосом-лягушкой на участке Семягина. И ежился от утренней прохлады. Дежурный готовил завтрак на ветру.
Скоро будут лепешки с сыром и кофе. Нет ничего вкуснее, чем завтракать и прихлебывать обжигающий кофе на утро после тяжелого перехода. Я уже окончательно проснулся и мне больше не хотелось укрываться дополнительным одеялом в теплом спальнике.
Тело разогрелось от ритмичной работы стопой. Нужно накачать и найти мелкие порезы.
Я был благодарен Семягину за то, что он дал мне работу и взял меня в эту осеннюю экспедицию после того, как на собрании трудового коллектива большинство коллег проголосовало
Взял он меня рабочим четвертого разряда, то есть простым шурфовщиком, которому приходится делать всю тяжелую физическую работу в экспедиции в добавок к своим обязанностям.
У Семягина в отряде работал Виталя Колпаков — его называли богом промывки. Отличался от остальных тем, что и в солнце, и в дождь, и в гнус, в шторм, и в безветренную погоду мог стоять по колено в канаве и намывать, намывать, намывать.
Многие работяги слагали о его заработках легенды и ставили его в пример случайным людям пришедшим в ремесло. Он был почти такой же легендой среди «государственных» промывальщиков, как Андрюха Рябой среди артельщиков.
Но к концу лета, его никто не мог найти. Ходили слухи, что он сбегает в тундру к одинокой местной вдове, улетает на «материк», вербуется на ледокол матросом, уходит в запой в тундру. А к началу геологической зимы он неизменно появлялся свежий и набравшийся сил.
Семягин всегда сохранял за ним место в экспедиции потому что такого промывальщика надо было еще поискать. Но штатную единицу надо было кем-то закрывать. Он предложил мне заменить Виталика.
Выбор у меня был не велик. Пока Куницын бился с министерскими я мог либо месяцами ждать результатов работы комиссии, которые не сулили ничего хорошего, либо уйти в осеннюю разведку в качестве рабочего. Я выбрал второе.
Ситуация с Мариной яснее не стала. Но через четыре дня после операции, успешно проведенной Верещагиным, ей показывали мои фотографии, она узнала меня, но категорически отказалась признавать мою причастность к нападению на нее.
Она практически подтвердила все мои показания, кроме моего пребывания в ее номере в день отлета. Оно и понятно, она не могла об этом знать.
В остальном же, Марина совершенно независимо от того, что я писал в объяснительной в милиции, подтвердила сказанное мною слово в слово, даже то, что мы столкнулись на выходе из поликлиники и она выбила у меня из рук апельсины.
О целях визита в поликлинику уклончиво ответила, что приходила брать интервью, но в последний момент оно не состоялось. Ответила, что встреча сорвалась, так сказать по независящим от нее причинам.
К моему, сожалению, Коля Верещагин, не зная всей подноготной проболтался ей, что Гибарян в коме, и его сопровождает Алена Сергеевна.
Коля видел таблетки клофелина и пытался выяснить у Марины насчет происхождения пузырька, на что Марина сказала, что пузырек принадлежит ей и она принимает лекарство по назначению своего московского врача.
В это слабо верилось, но на первых порах никто кроме не принимал версию с отравлением клофелином всерьез. Марина же заняла тактически выгодную позицию. Раз Гибарян жив, но в коме, а пузырек найден, то глупо отпираться.
Если не доказали применение клофелина в первые трое суток, потом найти его следы в организме весьма проблематично. А судя по всему никто и не искал.