Золотое дерево
Шрифт:
Взяв лицо Габриэль в свои ладони, Эмиль запрокинул ее голову и вгляделся в глаза жены.
— Пойми, дорогая, я — глава семьи, и навсегда смирись с этим ради собственного благополучия. Я очень люблю тебя и не желаю, чтобы кто-нибудь или что-нибудь отвлекало твое внимание — я не хочу делить тебя ни с чем и ни с кем! Ты должна целиком и полностью принадлежать только мне, как я принадлежу тебе.
С тяжелым сердцем она отвернулась от него, чтобы муж; не видел выражения ее глаз: она выходила замуж, надеясь, что ее и Эмиля свяжет дружба, и не ожидала, что он потребует от нее безоглядной любви. Если бы это зависело только от нее, она бы дала ему эту любовь, потому что Эмиль действительно был хорошим человеком, наделенным добротой и благородством, но, кроме дружеской привязанности и верности, она ничего не могла предложить ему, да и в нем самом желала найти только эти два чувства. Погруженная
— Я пойду домой и составлю список приглашенных на званый вечер.
Добравшись до дому, Габриэль поднялась к себе наверх и тут дала волю переполнявшим ее эмоциям — в изнеможении прислонившись спиной к дверному косяку, она судорожно сжала в руках широкополую шляпу из мягкой соломки и начала безжалостно мять ее. Там, в сарае, ей потребовалась вся ее сила воли, чтобы не накричать на Эмиля. Возможно, ей следовало это сделать, но Габриэль так не хотелось причинять боль мужу. Он ведь женился на ней, свято веря в ее доброжелательность и желание создать семью. Не его вина, что она не находила в себе желания и сил играть предназначенную ей роль. Внезапно ей пришло в голову нелепое сравнение она почувствовала себя одним из тех экзотических индийских мотыльков, которых Эмиль выращивал специально для своей коллекции. Они умели летать, и у них были иллюзия свободы, но их полет сдерживали стены, отделявшие их от всего живого мира.
В последующие дни Габриэль с головой ушла в подготовку званого вечера, и ее горькие мысли уступили место радостному ожиданию праздника. Она любила танцевать и веселиться в приятной компании. Наконец, все приглашения были разосланы. Габриэль огорчил отказ Элен приехать к ней на вечер, поскольку признаки беременности были уже заметны и не позволяли ей слишком часто появляться на людях. Однако Габриэль отнеслась с полным безразличием к отказу Анри и Ивон принять участие в ее празднике — они отговорились тем, что уже приняли другое приглашение. Что касается Доминика, то он никогда не выезжал из дома на балы и вечера, ограничиваясь присутствием на тех, которые устраивались в его особняке. Тем не менее приглашение приняли более сотни человек — у Габриэль было множество друзей и знакомых, которых она хотела видеть у себя в доме, а Эмиль прибавил к ее списку несколько имен своих давних деловых партнеров и их жен.
Через некоторое время после неприятного разговора с Эмилем Габриэль вновь посетила шелководческую ферму и увидела много нового для себя — шелкопряды прекратили есть и начали передвигаться по раме, чего они раньше не делали; они извивались, приподнимая верхнюю часть туловища. Все эти признаки свидетельствовали о том, что насекомые готовы прясть шелковую нить.
И только за четыре дня до назначенного званого вечера шелкопряды созрели окончательно, и начался процесс прядения шелковых нитей — удивительное зрелище. Габриэль в это время была как никогда занята. Она следила за тем, как плотники сооружали подиум для оркестра, садовники отбирали в теплицах растения в горшках для того, чтобы украсить ими дом и веранду, а в кухне ставилось тесто для выпечки. Однако Габриэль все же удалось урвать несколько минут и выбраться ненадолго на ферму, чтобы взглянуть хотя бы одним глазком, как из прядильного органа шелковичного червя, расположенного на кончике хвоста, извергается полупрозрачная жидкость, сразу же затвердевающая на воздухе, и образуется нечто похожее на дымчатую вуаль, которая постепенно становится все плотнее и окутывает насекомое. В день, когда в дом к Вальмонам должны были съехаться гости, большинство шелкопрядов уже превратились в легкие, словно пух, золотисто-желтые коконы, имевшие красивую округлую форму.
— Помню, как много лет назад я была поражена, узнав, что именно выделения шелковичных червей окрашивают шелковую нить в различные оттенки — от белого и желтоватого до золотого и оранжевого, — сказала Габриэль, обращаясь к Эмилю, который сопровождал ее в этот день, полный волнений и забот, связанных с последними приготовлениями к вечеру, на шелководческую ферму они решили заглянуть на минутку.
— Ты знаешь, цвет во многом зависит и от самого шелкопряда и от обработки нити, — произнес Эмиль, кладя на ладонь Габриэль один из как будто покрытых легким пухом коконов, похожих на непрозрачный драгоценный камень. — Когда коконы кипятят в специальном растворе, небольшая часть серицина [1] растворяется, а настоящий цвет натурального шелка-сырца проявляется тогда, когда удаляются клейкие соединения, то есть непосредственно перед тем, как нити уже можно пускать в ткацкое производство.
1
Серицин — белок, составляющий вместе с фибрионом всю массу натурального шелка-сырца ( прим. перев.).
Габриэль с интересом разглядывала кокон, лежащий у нее на ладони. Этим утром Эмиль позвал ее в зимний садик для того, чтобы полюбоваться индийским лунным мотыльком, только что появившимся на свет из коричневого невзрачного кокона. Эти экзотические мотыльки появлялись намного раньше, чем их менее привлекательные сородичи, выращиваемые на шелководческих фермах, поскольку в стадии гусеницы не зависели от листьев шелковицы. Лунный мотылек со своими полупрозрачными, похожими на зеленоватый лед крылышками, испещренными мелкими пятнышками, был очень красив. Он полностью зависел от человека и не встречался в дикой природе. Однако, в свою очередь, из его шелковых нитей человек мог изготавливать прекрасную, воздушную и в то же время прочную и теплую ткань.
Дотронувшись кончиком пальца до кокона, Габриэль убедилась, что эта оболочка достаточно прочная и надежная. Эмиль улыбнулся, глядя на отсутствующие выражение ее лица — она была полностью погружена в свое занятие, словно ученый-исследователь.
— Внутри уже формируется куколка, — сказал он. — Я уверен, что нынешний год будет очень благоприятным для шелководства и в конце его у тебя появится новое платье из шелка Вальмонов.
В глазах Габриэль появилось выражение радостного удивления.
— Я сама сотку ткань для него на станке, который привезла с собой из дома, — быстро сказала она и поцеловала его в губы. Эмиля всегда до глубины души трогали ее проявления привязанности и симпатии к нему, поэтому он крепко обнял ее и прижал к своей груди, невольно причинив ей физическую боль.
Вечер был погожим и теплым, мириады звезд высыпали на черном бархатном небе. На деревьях парка висели разноцветные бумажные фонарики, мигая между ветвей. Гости прибывали в открытых колясках, женщины были одеты в наряды из легкой полупрозрачной ткани мягких пастельных тонов, их драгоценности переливались всеми цветами радуги. Некоторые из них, следуя последнему крику моды, надели влажные нижние сорочки для того, чтобы их фигура ясно очерчивалась сквозь полупрозрачную ткань платья. В моде в то время были тюрбаны, украшенные драгоценными камнями или перьями. В волосы дам были вплетены жемчужины, ленты и цветы. Габриэль надела на этот званый вечер кремовое кружевное платье свободного покроя на шелковом чехле персикового цвета, ее голову украшала надетая на волнистые волосы золотая сеточка. Эмиль сорвал для нее в саду великолепную кремовую розу, и она украсила ею свой корсаж, приколов розу к кружевному платью усыпанной жемчугом брошью.
Молодожены, стоя на подъездной дорожке, принимали съезжавшихся гостей. Когда начались танцы, некоторые гости расположились на широкой террасе вблизи оркестра, а другие вышли на лужайку, где множество разноцветных маленьких фонариков бросали на танцующие пары радужные тени. Первый танец — кадриль — Эмиль и Габриэль как хозяева дома танцевали вместе, а затем они, чтобы поддержать компанию и развлечь гостей, присоединились к своим друзьям и знакомым, расставшись на некоторое время. Эмиль не любил танцевать и никогда не обучался этому занятию, поэтому танцы для него были тяжелой и неприятной обязанностью; более того, он терпеть не мог различные увеселительные вечера, званые обеды и балы, однако считал своим долгом устраивать их теперь и посещать, поскольку имел молодую жену. Незадолго до ужина Эмиль вновь подошел к Габриэль, которая беседовала в это время на лужайке, освещенной мягким светом фонариков, с группой молодых людей из Лиона — своими старыми приятелями. Их разговор был очень оживленным и многократно прерывался взрывами веселого смеха.
— Моя дорогая, яхочу представить тебе еще одного гостя, которого задержали в пути непредвиденные обстоятельства. Познакомься, пожалуйста, это месье Дево.
Габриэль застыла на месте; несколько секунд она не могла пошевельнуться, чувствуя себя как парализованная. Затем она резко повернула голову и в упор взглянула широко распахнутыми глазами с расширившимися от охватившего ее волнения зрачками на Николя, стоявшего рядом с Эмилем. Сердце ее бешено забилось, и она тут же заметила, что молодого человека охватило при виде ее точно такое же волнение — лицо его на секунду окаменело, и на скулах заходили желваки. На этот раз он показался ей очень высоким.