Золотое дно(изд.1952)

Немцов Владимир Иванович

— Как же так? — удивилась Мариам.

— Наверное, это получилось потому, что майор, вроде меня, не мог выносить детских слез. Насмотрелся за войну… Девочка — совсем маленькая, с черными глазенками — сразу понравилась майору. Он и его жена решили взять именно ее. Но тут они заметили, что два мальчугана стоят рядом и кулачками размазывают слезы. Оказалось, что это братья девочки. Не выдержал майор: взял всех троих!

Васильев замолчал, прислушиваясь к далекой незнакомой песне. Мариам, вытирая слезы, приложила платок к глазам.

— Такая-то вот жизнь, Мариам! — Инженер глубоко вздохнул, в сердце кольнуло, и он долго не мог вымолвить ни слова. — Не знаю… может быть, легче станет, когда выговоришься, — наконец сказал он

и тут же продолжал с еле сдерживаемым волнением: — Теперь вы понимаете, Мариам, какая ненависть кипит во мне. Она как горячая смола! Она жжет меня изнутри… Я никому не могу простить детских слез: и слез моего далекого сына и горя маленьких корейцев… Я не знаю, с какой стороны прилетит самолет… Может быть, с американской базы на турецком берегу?.. Но я знаю: если это допустить, то в такую же тихую ночь снова мы услышим взрывы и плач детей. Это страшно, Мариам!.. Я никогда не забуду одного маленького немца. Он и сейчас стоит перед моими глазами… Это было накануне дня победы. Когда американцы узнали, что город, куда мы вскоре должны были войти, отойдет к русским, они начали нещадно бомбить его. И вот на одной из улиц, среди убитых и раненых, я увидел пятилетнего ребенка. У него была оторвана рука. Он ничего не понимал и только тихо плакал, смотря в яркое, солнечное небо… Инженер прошел несколько шагов, крепко сжимая локоть Мариам, и снова заговорил: — С тех пор я понял, что самым большим сокровищем человек должен считать мир. А если кто этого не понимает… — он протянул руку к черному, как в дыму, горизонту, — то надо заставить их понять… любыми средствами, любыми путями! Ради этого стоит спуститься не только на дно Каспия, а если нужно, то и в самую преисподнюю!

Песня вдруг оборвалась, и шорох шагов стал неожиданно громким.

— Простите за откровенность… — Васильев как-то сразу обмяк и устало сказал: — Вот вы и дома… Пожелайте мне спокойной ночи… Я и сейчас, наверное, кажусь вам совсем спокойным, даже после нашего разговора. Но вы не верьте этому, Мариам!..

Он остановился, взял руку девушки в свои большие ладони и просто заглянул ей в лицо.

Мариам широко раскрыла глаза, но ничего не видела, будто сквозь сетку дождя. Она опустила голову и долго молчала.

— Вам надо крепко уснуть перед завтрашним днем, Александр Петрович! — наконец сказала она. — Я всегда так делала перед экзаменом…

— Нет, Мариам! — Васильев наклонился к ней совсем близко, она чувствовала движение его губ. — Перед таким экзаменом нельзя уснуть… — Он прислушался к шелесту волн. — А у нас в теплые ночи всегда кричат лягушки…

Глава шестнадцатая

РЕШАЮЩИЕ ИСПЫТАНИЯ

С тех пор как подводный танк начал свое путешествие, прошло два часа. Синицкий сидел неподалеку от иллюминатора и смотрел на освещенное прожектором морское дно. Приборы отмечали полтораста метров глубины.

Лучи прожектора казались зеленовато-голубыми, как свет луны. Вот в такую же лунную ночь Синицкий вылезал из воды и встретил на берегу человека, наблюдавшего за испытаниями белых шаров…

«Зачем это было нужно охотнику? — вспоминал юноша, не отрывая глаз от светящейся воды. — «Спасибо за предупреждение», сказал Рустамов. Что бы это значило?.. Впрочем, так и должно быть. Наблюдательность нам не помешает, — решил Синицкий. — Немало в мире охотников за чужими изобретениями! Многие из них без всякого стеснения приписывают себе изобретения давно умерших русских специалистов. Удивительно, как это получается! — рассуждал студент. — Каждому грамотному человеку в мире известны заслуги русских нефтяников. Еще в двенадцатом году с бакинских промыслов брали мастеров на работу в Америку, потом в Индию и в разные другие страны… Известно, что первое бурение на нефть сделал Семенов, а вовсе не американец Дрэк: этот Дрэк бурил через одиннадцать лет после Семенова… Первым по-настоящему перегнал нефть Шухов…

Парафин, вазелин, мылонафт, асфальт первым добыл из нефти Петров… А кто придумал газовую съемку, которую сейчас везде применяют американцы? — спросил себя Синицкий и тут же неожиданно вспомнил: — «Собака спит в тени дерева, а думает, что это ее тень». До чего же хороша эта чудесная азербайджанская поговорка! Ее привел как-то Рустамов, говоря о забывчивых ученых, чья совесть куплена долларами… А кто сделал турбобур? Кто впервые применил наклонное бурение? Наши, советские инженеры! Да, пожалуй, все основные открытия и изобретения, связанные с нефтяной техникой, родились в России…»

Синицкий наклонился к иллюминатору и увидел свое изображение в блестящем стекле. Ему вдруг захотелось, как в детстве, прижать нос к стеклу и смотреть, смотреть расширенными от удивления глазами на чудесный мир, открывающийся перед ним.

«Ползет по дну невиданное сооружение, — восхищался Синицкий, прислушиваясь к гуденью мотора. — Шлепают гусеницы по песку. Танк движется с грузом аккумуляторов огромной емкости. Они заряжаются от нескольких динамо, приводимых в движение дизелями. Для их работы нужен воздух, поэтому зарядку можно производить только наверху. Это, конечно, недостаток, — решил Синицкий. — И, пожалуй, его никак нельзя устранить. Невозможно выставлять из-под воды трубу для подачи воздуха, — рассуждал он. — А если шланг с поплавком? Тоже не совсем подходяще: он оборвется во время движения…»

Молодой изобретатель задумался.

Подводный дом сейчас двигался в направлении на юго-восток. Пока что нефть обнаружена в морском дне только вблизи берегов.

Рядом с Синицким сидел Васильев. Напряженно смотрел он на зеленый экран ультразвукового прибора, привезенного Саидой для разведки нефтяных пластов.

Инженер не верил ни ей, ни Синицкому. Не может быть, чтобы аппарат до сих пор не обнаружил ни одного нефтеносного месторождения!.. Но это было так. Бегающий луч показывал разные плотности грунтов, будто нарочно минуя деления, соответствующие плотностям нефтеносных пластов.

Побелевшие губы Васильева были сжаты до боли, широко раскрытые глаза жадно ловили движения беспокойной черты.

Синицкий с тревогой смотрел на конструктора и так же, как и он, верил, что подводный танк должен открыть «золотое дно». Но молодой изобретатель не мог сомневаться и в надежности аппарата, который так хорошо изучил за эти недели… Многокаскадный усилитель, на тех же пуговичных лампах, как и в его магнитофоне. Пьезоэлектрический микрофон… Как же Синицкому не знать аппарата Саиды, не понимать его «душу», если ему знаком каждый винтик в нем, если он умеет строить такие приборы, как крохотный магнитофон!

Стрелка глубиномера приближалась к цифре «250». Около приборов стояли, не шелохнувшись, Саида и Нури. У пульта управления замер молчаливый штурман. Перед ним светилась, как на большом экране, карта глубин Каспийского моря. Где-то посредине медленно ползла яркая точка, указывая, в каком месте сейчас находится подводный дом.

— Может быть, пойти немного южнее? — робко предложила Саида, нарушив молчание. — Должен же где-нибудь быть нефтеносный пласт!

— Уже пройдено восемьдесят километров. Ничего нет… — отрывисто сказал Васильев, в последний раз взглянув на светящуюся карту, и вышел из штурманской рубки…

В кабинете он сел за стол и, отодвинув в сторону видеотелефон, посмотрел на приборы скорости и глубины. Приборы слились в одно черное пятно: глаза устали, они уже не различали полутонов. Всюду легли глубокие контрастные тени… Казалось, что веки удерживаются от смыкания тонкими стальными пружинками. Выскочат они — и веки сомкнутся. Настанет необыкновенная тишина и сон…

В вазе колыхались темно-красные, почти черные пионы. Их принес Нури. Говорит, кто-то прислал…

Инженер попробовал пальцами мягкий бархатный лепесток. Такие цветы любит Мариам… Может, это она напомнила о себе?..