Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл
Шрифт:
Между тем на подмогу к Владимирке подошли ещё около полутора тысяч ратников, собранных в Рогатине и Подгайцах. Ситуация складывалась не в пользу Ивана. Вонифатий Андреич умолял его не сдаваться и стоять до последнего. Серослав Жирославич и епископ Кузьма предлагали послать для переговоров с Владимиркой нескольких старейшин, возглавляемых нестарым, но достаточно опытным Олексой Прокудьичем. А Олекса, заперевшись с Иваном в отдалённой горнице дворца, так сказал:
– Коли ты поклянёшься взять меня с собою и по избавлении не снести мне голову, я тебе покажу тайный путь из города по подземному ходу.
У того вспыхнули надеждой глаза:
– Есть подземный ход? Что же ты молчал до сих пор, скотина? Мы пройдём по нему с дружиной и ударим противника с тыла!
Но боярин отрицательно мотнул бородой:
– Ход старинный, может обвалиться в любой момент. Многим не пробраться. Чудо будет, если мы спасёмся вдвоём.
Молодой человек взад-вперёд прошёлся по горнице, опустился на колени перед иконой в красном углу. Быстро перекрестившись, пылко прошептал:
– Господи Иисусе! Вразуми, наставь! Как мне поступить?
– Что тут сомневаться, Иване?
– вместо Бога проговорил Олекса.
– Смерть твоя от полков Владимирки в дверь уже стучит. Мёртвым ты ему уже отомстить не сумеешь. А живой, целый-невредимый, наберёшь людей да и вдругорядь попытаешь счастья! Или я не прав?
Обернувши к нему лицо - злое, раздражённое, - Ростиславов сын процедил с упрёком:
– А дружину бросить?
– Можешь не бросать, если есть желание вместе с ней погибнуть.
Сморщившись, поникнув, самозванец продолжал стоять на коленях. Но потом поднялся и, не глядя в глаза вельможе, коротко ответил:
– Искуситель. Змей. Уломал меня. Нынче ночью приходи сюда. Вместе побежим.
Весть об исчезновении нового правителя Вонифатий Андреич сохранял в тайне от простых горожан пару дней. Галичане сражались храбро и отбили ещё одно нападение. Но потом возроптала дружина звенигородцев: где Иван, отчего нет его в бою? А когда Серослав Жирославич рассказал всю правду - начали буянить и отказывались дальше обороняться. Более того: снарядили посольство из трёх человек в стан врага - мол, откроем ворота, если обещаете нас, звенигородцев, не трогать. Радостный Владимирко заявил:
– Обещаю помиловать, коли вы до единого перейдёте на мою сторону.
– Слово чести, княже.
Галич пал. Обезумевший от победы Ярославов отец жаждал крови. Он убил Вонифатия самолично, выхватив из рук его символический ключ от города и воткнув заострённую бородку в правый глаз боярина. Труп вельможи целый день возили по улицам, чтобы устрашить население. Тысячу простых горожан, защищавших Ивана, с ходу умертвили - воеводам отрубив голову, рядовых утопив в Днестре - связанными, с камнем на шее. Одного только Серослава жить оставили: сын последнего, Кснятин Серославич, у Владимирки валялся в ногах, умоляя пощадить его тятеньку. «Ну, пускай, пускай, - отмахнулся владыка.
– Отблагодарю тебя за твои заслуги». Тем не менее Кснятинова отца всё же наказал - выпорол прилюдно меж других шибко провинившихся.
Город подчинился безропотно. Сделал вид, будто бы не хочет больше буйствовать. Погрузился в тишину и смирение. Но обид не забыл. Вроде затаился на время.
Ярослав же, взволнованный от всего происшедшего, долго не мог вернуться к прежним своим наукам. Говорил своему подручному Тимофею:
– Мне в лесах охота понравилась, даже очень, потому как зверье убивать не грех: нам оно дано Вседержителем к пропитанию нашему и забавы для. Но вот ратное дело - происки лукавого. Ибо сказано: «Не убий». А коль скоро люди созданы по подобию Божьему, посягать на Господень образ - преступление тяжкое. Всем убивцам гореть в огненной геенне.
Тимка возражал:
– Так-то так, да не совсем так. Коли ближний твой посягает на тебя самого, на твоё добро, на твою жену и детей, как ему тогда не ответить? Если не убьёшь, то убьют тебя. И такое убивство праведно.
– Нет, не может быть праведного убивства, - упирался княжич.
– Да с такими мыслями надобно в монахи идтить, - ласково подкалывал слуга господина.
Юноша сердился, губы надувал:
– Может, и пойду! Вот возьму и пойду! Стану за вас за всех, грешников, молиться.
– Нет, нельзя, нельзя, - беспокоился Тимофей уже по-серьёзному.
– У отца твоего больше нет наследничков. Ты - надёжа Галича. Без тебя мы останемся неизвестно с кем.
– Власти княжьей не бывает без крови. Мне же кровь противна!
– Что ж поделаешь! Мир стоит на сем. Не ты первый и не ты последний.
– Ах, как грустно, Тимка! Отчего миром правит не любовь, но вражда?
Глава вторая
1
Удирая из Галича, беглецы вышли из подземного хода возле буковой рощицы. Были в паутине, земле, сапоги - в мокрых комьях глины. Из волос вытряхивали песок. Вдруг заметили меж стволов белую фигуру.
– Свят, свят, свят!
– испугался Олекса Прокудьич.
– Это ж призрак старого князя Володаря!
– И перекрестился. А потом замахал руками: - Тьфу, проклятый! Брысь, изыди, окаянный!
А фигура не только не исчезла, но направилась прямо к ним. Присмотревшись к ней, Ростиславов сын сжал плечо напарника:
– Стой, не дрейфь. Зрю воочию: то не привидение, а старик-ясновидец Чарг. Погляди внимательней.
– Верно, чародей.
Прорицатель подошёл вплотную и сказал спокойно, словно знал, где и как Олекса с Иваном побегут из города:
– Ну, теперь убедились в правоте слов моих? Для чего было затевать весь сыр-бор?
У звенигородца сжались кулаки:
– Ты не понимаешь, болван! Отомстить за отца - мой священный долг!
– Что ж не отомстил?
– В этот раз не вышло. Я ещё вернусь.