Золотое время (антология)
Шрифт:
— Нет, — сказал Жером Боск. — Я почти уверен.
Он подождал немного, потому что официантка остановилась как раз за его спиной.
— Может быть, он звонил из твоего будущего, — продолжал Боск. — Наверное, с тобой случится что-то нехорошее, и он хочет меня предупредить. Что-то связанное с Вильденштейном.
— Это исключено! — откликнулся голос. — Вильденштейн уже умер. Ты… ты не должен был этого знать. Забудь! Это ничего не значит. Все равно ты не знаешь, когда это случилось.
— Он… он погибнет в катастрофе, не так ли?
— В авиационной катастрофе.
— Может быть, об этом и шла речь. А ты… ты
— Никоим образом! Уверяю тебя!
Голос становился все более нервным:
— Послушай, надеюсь, ты не станешь портить свое будущее из-за этой чепухи? Ты не рискуешь ничем. Я знаю, что тебя ожидает. Я это пережил.
— Но ты не знаешь своего будущего.
— Не знаю, — согласился голос. — Однако я могу предвидеть и сопротивляться. Я буду осторожен. Со мной ничего не случится. А даже если и случится, то я уже много старше тебя, нет, я не могу сказать тебе, сколько мне лет. Предположим, у тебя впереди еще лет десять, если не больше, и превосходных десять лет! Я не отказался бы от них, даже если бы должен был умереть завтра.
— Умереть завтра? — спросил Жером Боск.
— Ну это так, к слову. Знаешь, десять лет — это немало. И я себя чувствую как бог! Гораздо лучше, чем в твои годы, уверяю тебя! Соглашайся! Лети на Багамские острова! Это тебя ни к чему не обязывает. Обещай, что ты согласишься!
— Я хотел бы понять одно, — медленно проговорил Жером Боск, — как ты можешь со мной разговаривать? Вы что, изобрели в своем будущем машину времени?
Голос из другого времени залился смехом. Смехом, в котором было что-то искусственное.
— Такая машина уже существует в твое время. Не знаю, должен ли я тебе говорить. Это тайна. Лишь очень немногие знают о ней. В любом случае ты не сумеешь этим воспользоваться. До сих пор, даже сейчас, никто толком не знает, как это действует. Нужна удача, счастливое стечение обстоятельств. Эта машина времени — телефон.
— Телефон? — удивленно переспросил Жером Боск.
— О, разумеется, не тот телефон, что у тебя на столе. А телефонная сеть, вся мировая сеть. Это самое сложное, что когда-либо было создано человеком. Гораздо сложнее самых больших компьютеров. Подумай о миллиардах километров проводов, о миллионах усилителей, о немыслимых переплетениях соединений на автоматических центрах. Подумай о мириадах вызовов, обегающих всю Землю. И все это взаимосвязано. Иногда бывает, что в этой путанице происходит нечто непредвиденное. Иногда бывает, что телефон вместо двух точек пространства соединяет два момента времени. Возможно, когда-нибудь об этом скажут открыто. Но я сомневаюсь. Слишком много непредусмотренного. И слишком рискованно. Лишь очень немногие в курсе дела.
— А как ты узнал об этом?
— У тебя в дальнейшем будут очень умные друзья, если ты примешь предложение Вильденштейна. Но я и так сказал слишком много. Тебе незачем это знать. Соглашайся! Это все.
— Не знаю, — пробормотал Жером Боск и услышал щелчок на другом конце провода.
Позади него кто-то стоял.
— О, простите! — сказал он. — Я заговорился…
Он попытался улыбнуться. Затем пошел вверх по лестнице, хватаясь за перила. Цыпленка принесли, пока его не было. Он был почти совсем холодный.
— Хотите, я отдам его подогреть? — предложила официантка.
— Нет, — ответил он. — Сойдет и так.
Значит, у них нет машины времени, на которой
Жером Боск попытался представить себе темные и прохладные подземелья больших телефонных центров, где в тишине и шорохах неуловимых помех кристаллические полупроводники вылавливают и ориентируют бесчисленные голоса. Эта сеть — по-своему живой организм. Люди все время расширяют ее, тщательно ремонтируют, без конца совершенствуют. Телефонные станции становятся похожими на нервные узлы. Электронные вычислительные машины расчленяют разговоры на мельчайшие фрагменты, чтобы не допустить наложенных сигналов и в то же время до предела заполнить паузы. Так стоит ли удивляться, если телефон окажется способным творить и другие чудеса?
Он вспомнил истории, может быть даже выдуманные, которые он слышал про телефон. О том, что ночью будто бы можно набрать определенный номер и услышать незнакомый голос. И не просто голос, а голоса, анонимные бесплотные голоса, которые обмениваются банальными фразами, или шутками, или игривыми намеками, или такими чудовищными признаниями, на какие не решилось бы ни одно существо, обладающее человеческим лицом или хотя бы именем. Он вспомнил о голосах-призраках, которые будто бы годами блуждают по замкнутому кольцу сети и без конца повторяют одно и то же. Он вспомнил о говорящих часах и о пунктах подслушивания.
Рано или поздно, сказал он себе, любая вещь в мире находит совсем иное применение, чем то, ради которого была первоначально создана. Например, человек. Миллион лет назад он блуждал по лесам, голыми руками собирая плоды, и охотился на зверей. А теперь он строит города, пишет стихи, сбрасывает бомбы и звонит по телефону.
То же самое и с телефоном.
Жером Боск отодвинул тарелку, заказал кофе, выпил его, расплатился и вышел на улицу. Солнце наконец разогнало тучи. Он сделал крюк, чтобы пройтись по набережным. Но прогуливаться там стало невозможно с тех пор, как набережными завладели автомашины. Даже рыбаки покинули свои насиженные места.
«Я кружусь на месте, — сказал он себе. — Я знаю здесь каждую улицу наизусть. Я работаю и живу в центре одного из самых чудесных городов в мире, но это меня больше не радует и не волнует. Этот город больше ничего не говорит моей душе. Мне надо уехать».
Он взглянул на часы. Почти половина третьего. Пора вернуться и взяться за работу, закончить то, что не смог сделать утром. Витрины и даже стены, все те же самые, казались серыми и как бы прозрачными, стертыми до прозрачности от слишком пристальных взглядов. Оставались еще, правда, женщины: смена времен года, случайности переездов, службы или туристских поездок делали их вечно новыми. Но даже с этой точки зрения год выдался скверным. Вот уже больше недели он не встречал по-настоящему красивого лица.