Золотой берег
Шрифт:
Каролин поддержала брата. Сюзанна не сказала ни слова.
Тем не менее мы совершили несколько других однодневных прогулок — посмотрели рассвет над Манхэттеном, искупались на территории «Фокс-Пойнта» и даже сыграли в гольф в клубе «Крик», несмотря на то что многие поглядывали на нас с высокомерием. На следующий день я подал заявление о выходе из клуба. Мотив моего решения был несколько иной, чем у Гаучо Маркса — одного из старожилов Золотого Берега, который однажды заявил: «Я не хочу состоять ни в одном клубе, который станет считать меня своим членом». Нет, я сделал это просто потому, что полагал: если я принадлежу к их
На следующий день после Дня труда Сюзанна решила навестить своих родителей в Хилтон Хед и оставила меня, Эдварда и Каролин догуливать последние дни студенческих каникул без нее. Эти дни мы провели великолепно, большей частью прогуливаясь по Стенхоп Холлу пешком или на лошадях. Каролин пришла в голову мысль составить фотопортрет усадьбы, и два дня я был занят тем, что поставлял ей сведения об истории этого места. Каролин вообще по натуре не склонна к сентиментальности, но тут она, видимо, поняла, что для таких вещей у нее скоро не будет ни времени, ни возможностей. Однажды Эдвард, Каролин и я, прихватив с собой спальные мешки, провели ночь в главном доме, на мраморном полу, устроив себе пикник при свечах в старой столовой.
Мы уже почти осушили бутылку вина, которую захватили с собой, когда Каролин произнесла:
— Пап, ты очень изменился за последнее время.
— Разве? Каким образом?
— Ты стал более… — Каролин ненадолго задумалась. — Словом, ты повзрослел. — Она улыбнулась.
— И у меня «ломается» голос, — улыбнулся я ей в ответ. Я, конечно, понимал, что она имеет в виду. Последние несколько месяцев были для меня временем борьбы и испытаний — вероятно, именно это и закалило мой характер. Большинство мужчин-американцев, принадлежащих к зажиточным представителям среднего класса, так никогда и не становятся взрослыми, если им не повезет и они не попадут на войну, не потерпят банкротства, не переживут развод или другое стихийное бедствие. Поэтому тем летом я обрел признаки мужественности, правда, от этого не стал чувствовать себя более счастливым.
— А ты как думаешь, твой старик изменился? — поинтересовался я у Эдварда.
— Да вроде бы, — ответил Эдвард, который вообще-то никогда не любил разговоров о тонкостях человеческой психологии. — А ты можешь опять стать тем же самым?
— Нет, обратной дороги нет, — сказал я.
Через пару дней я взял напрокат микроавтобус и развез детей по школам. Первым делом мы поехали в колледж Сары Лоренс. Эдвард немного нервничал перед началом нового этапа в своей жизни, но я успокоил его, сказав, что специализация по изящным искусствам, которую он выбрал, это почти то же самое, чему меня учили в Йельском университете. На этих занятиях я четыре года просто спал. Ободренный таким напутствием, он смело переступил порог бывшей школы для девочек, впервые как следует расчесав свои непослушные волосы и надушившись каким-то жутким лосьоном.
Каролин и я отправились в Йельский университет. Я радовался встрече со своей альма-матер, годы учебы оставили у меня приятные воспоминания, если не считать тех студенческих волнений в середине шестидесятых.
— Вы с мамой уже официально развелись? — спросила меня Каролин, когда мы подъезжали к Нью-Хэйвену.
— Нет, мама просто поехала навестить своих родителей.
— Вы что, решили пожить раздельно?
— Нет.
— А почему вы спите в разных спальнях?
— Потому что мы не хотим спать в разных городах. Все, конец разговора.
Итак, я привез ее в Йель. Будучи студенткой второго курса, Каролин в этом году начинает учиться в так называемом колледже, то есть в течение последующих трех лет будет жить по пансионной системе. Она, кстати, поселилась именно в моем колледже, который называется «Джонатан Эдвардс». Это великолепное старинное здание готической архитектуры, стены его увиты плющом, по углам расположены башенки, а само строение имеет вид квадрата с большим внутренним двором. Клянусь, это самое прекрасное место на земле — я хотел бы приехать сюда и остаться здесь навсегда.
Я помог ей перенести сумки с одеждой и электроникой, которые занимали половину микроавтобуса и едва поместились в ее комнате. У нее была отличная комната, похожая на мою, с обшитыми дубовыми панелями стенами. В гостиной имелся настоящий камин. Я познакомился с ее соседкой, блондинкой из Техаса по имени Холси, и мне сразу захотелось вновь переселиться в свой родной колледж и начать учиться заново. Учиться ведь никогда не поздно.
Но я отвлекаюсь. Мы с Каролин пошли в магазинчик Лиггета и по традиции вместе с десятками других студентов и их родителей закупили для учебы тетради и всякую всячину. Сумками с покупками мы опять заполнили полмикроавтобуса, а потом пошли пешком вниз по Йорк-стрит, туда «где за столиком у „Мури“ целый день тусуется Луи». Не спрашивайте меня, что это значит.
«Мури» — это частный клуб, я состою в его членах уже четверть века, но появлялся здесь совсем редко. Возможно, мне придется распрощаться и с этим клубом, так же как и с клубом «Крик». Возможно, мне придется расстаться также со своей работой, со своей супругой, а может, и с самой жизнью. Кто знает? Нет, с клубом «Мури» я ни за что на свете не расстанусь, это значило бы разрубить себя на части, ведь в этих стенах живет частичка Джона Саттера, а без нее он неполный. Вероятно, я в самом деле был какое-то время бедной заблудшей овечкой, но здесь я наконец-то почувствовал себя дома.
Мы с Каролин и с сотней других детей и родителей поужинали в клубе «Мури». Я заметил, что многие семьи были представлены только одним родителем. Каролин, кстати, еще не является членом этого клуба и, похоже, никогда им и не станет, так как она вообще против членства в каких бы то ни было клубах. Тем не менее я угостил ее историями про клуб «Мури», она сидела и смеялась моим рассказам. Иногда, правда, я замечал скуку в ее глазах, а порой она бросала на меня осуждающие взгляды. Возможно, старые шутки стали теперь чем-то обычным, а обычные вещи являются проявлением экстравагантности. Не знаю. Но ужин удался на славу, отец и дочь целых несколько часов понимали друг друга.
Дубовые столы клуба «Мури» были сплошь испещрены вырезанными на них именами и инициалами, и, хотя мы не смогли отыскать мою надпись, не потревожив наших соседей по залу, мне все-таки удалось раздобыть для Каролин острый перочинный ножик, и она принялась вырезывать свои инициалы. А я пока пошел переброситься парой фраз со своими бывшими однокурсниками.
Я проводил Каролин обратно до колледжа, мы поцеловались на прощание. Сев в микроавтобус, я решил, что мне, пожалуй, лучше сразу отправиться домой на Лонг-Айленд, чем дальше бередить душу воспоминаниями о своей юности.