Золотой характер

Кассиль Лев Абрамович

— Все прахом пошло! Ведь не пронумеровала страницы, дура, не пронумеровала!.. Как теперь восстановишь?

— А вы попробуйте по смыслу, — великодушно предложила Алла.

Но дама, раскачиваясь, как мулла во время молитвы, ответила:

— По смыслу ничего не выйдет. У меня ведь работа не по смыслу, а по методике…

— Товарищи аспиранты и диссертанты! — громко сказал юноша в очках. — Это не дело. Давайте разберемся в ситуации с научной добросовестностью. Не будем рвать друг у друга страницы. Сложим все вместе наши научные работы,

а я попробую зачитать вслух. Авторов прошу поднимать руки. Начинаю: «Главная задача в обучении иностранному языку — это обучение иностранному языку». Гм, это, кажется, из моей работы.

— Вам кажется, а я знаю, что это из моей! Это моя мысль!

— Наша, наша мысль! — закричали сразу несколько филологов.

— Так, пожалуй, и впрямь ничего не выйдет, — вздохнул юноша. — У нас, видно, родственные темы. Вот что, пересчитаем все найденные листки и разделим их между собой равными частями.

Тут же прямым и открытым голосованием была избрана счетная комиссия из трех человек, которая и начала раздел.

Через полчаса Алла получила сорок две страницы, которые прекрасно подошли к ее работе как по формату, так и по шрифту пишущей машинки.

— Молодец! — похвалил ее назавтра научный руководитель, взвешивая на ладони заметно распухшую первую главу, — как это вы так быстро развили и углубили? Видно, пробрали вас мои нотации? Нелегко ведь было, признайтесь?

— Нелегко! — честно призналась Алла.

М. Эдель

ЧЕТЫРЕ ВРЕМЕНИ ГОДА

Октябрь

Из окна кабинета видны березы, которыми обсажены дорожки заводского двора. Сергей Петрович с грустью наблюдает, как последние пожелтевшие листья, медленно кружась на фоне полинявшего неба, возвещают, что наступила глубокая осень.

Звонок телефона. На проводе Москва.

На одном конце провода Сергей Петрович, на другом — его товарищ по университету, руководящий работник министерства.

— Николай Терентьевич? Коля, ты? Здравствуй, дорогой!

После недолгих справок насчет здоровья, а также невеселых соображений касательно того, что «стареем, брат, стареем», Сергей Петрович приступил к делу:

— Слушай, товарищ большой начальник! Кого ты мне прислал? Я о Дружининой говорю.

— Понятно. Послал тебе толкового, знающего инженера. Притом с чудесным характером.

— Ты бы еще добавил: с русыми косами и синими глазами.

— Совершенно верно.

— Так вот, слушай, это синеглазое дитя потребовало, чтобы я его обязательно послал в цех. Именно в цех, и сменным инженером.

— Требование вполне законное.

— При чем тут закон? У меня в цехах имеются такие кадры, которые не очень подбирают выражения. Особенно, когда дело не ладится.

— Значит, прежде всего надо наладить дело.

— Вам оттуда легко советы давать.

— Между

прочим, когда я был директором завода, я тоже высказывал эти же бесценные мысли.

— Коля, ты мне друг?

— В принципе — да.

— Отзови Дружинину. Русые косы и синие глаза — приятные вещи, но не для тяжелого машиностроения.

— Кого тебе прислать?

— Толкового парня, чтобы авторитет имел…

— Ничего, если направлю курящего? Впрочем, уговорил.

— Договорились? Ну, спасибо. Привет!

Январь

Сквозь заиндевевшие стекла видны ветви с ватными обшлагами. Звонок Сергея Петровича. Отвечает Москва.

— Коля, это ты? Здравствуй, дорогой! Да, да, стареем, брат… А ты в особенности.

— За две тысячи километров видишь?

— Сужу по твоей памяти. Я же тебя просил насчет Дружининой.

— Никак не найду на замену ей надлежащего парня, А что Дружинина — плохой инженер?

— Вообще-то она толковая. Но не приживается на вашем заводе.

— Неужели критикой занимается? Ай-яй-яй!.. Я же ее предупреждал.

— Николай Терентьевич! Прошу тебя серьезно. Вчера на техническом совещании она поставила главного инженера Орлова в такое положение, что ему хоть в отставку подавать. На смех его подняли.

— Что же она так? Техническую неграмотность проявила? Или просто глупость сказала?

— Наоборот, она сама уличила Орлова в незнакомстве с некоторыми вещами. Так развеселила народ, что нашему главному теперь в цех нельзя показаться. Очевидно, вообразила, что выступает на профкоме института.

— А тебя она не критиковала?

— Ну, я стреляный воробей. Привык уже. Но главный инженер — человек у нас новый, и давать его на растерзание я не могу.

— Оказывается, сильнее русых кос и синих глаз у вас на заводе и зверя нет?

— Выходит, нет. Кроме того, она южанка, а у нас климат, сам знаешь, суровый. Отзови ее! Прошу. В ее же интересах! Договорились? Ну вот, спасибо. Привет!

Апрель

Сергей Петрович прислушивается к доносящемуся из-за окна воробьиному гомону. На березах набухают почки. Сергей Петрович думает, что березе давно пора развернуть листву, а вот, поди, она тоже не справляется с программой.

Звонок телефона. Просит Москва.

— Здравствуй, Сергей Петрович. Это я, Николай.

— А, здорово, друг, здорово! Слушаю тебя.

— Имею честь сообщить тебе очередные неприятности. Жалуется на вас пензенский, завод. Недоволен вашей продукцией. Командируй в Пензу своего представителя. Пусть на месте выслушает их претензии.

— Пошлю, пошлю. Они не правы. Мой представитель им это докажет в два счета.

— Есть у тебя для этого толковый, зубастый, знающий инженер?

— Есть. Пошлю к ним заместителя начальника цеха Дружинину.

— Кого?! С русыми косами и синими глазами?