Золотой капкан
Шрифт:
– Отряду – да… – сказал Кукольников.
Неожиданно ротмистр быстро шагнул к двери и резко рванул ее на себя. Согбенный Христоня, который стоял, прислонив ухо к двери, буквально впорхнул в избушку, но, зацепившись за порог, едва не грохнулся на пол. При этом казак выронил флягу со спиртом и немудреную закуску.
– Подслушивал? – с угрозой спросил Кукольников.
Зловещая темень холодных глаз бывшего жандарма парализовала обычно разбитного вестового. Христоня, судорожно зевая открытым ртом, словно рыба, выброшенная на берег, замычал что-то невразумительное.
– Подслушивал… – ответил за него Кукольников. Он неожиданно резко и точно ударил Христоню в солнечное сплетение, и вестовой беззвучно рухнул на пол.
– Расстрелять мерзавца! – резко сказал Кукольников.
Он брезгливо вытер руку носовым платком.
– Большие уши и длинный язык всегда сокращают путь к праотцам, – добавил бывший жандарм назидательно.
– Господин ротмистр! – зло вскинулся Деревянов. – Здесь пока командую я! Прошу об этом не забывать. За Христоню я ручаюсь.
– Добро… – после недолгого раздумья молвил Кукольников. Какая-то новая мысль пришла в голову ротмистру, и он рывком поставил обеспамятевшего Христоню на ноги.
– Выйди вон и карауль у входа, – приказал он вестовому. – Никого не пускать.
– Слушаюсь! – прохрипел казак и поторопился исчезнуть.
– Так что, господин поручик, пора… – плотно прикрыв дверь за Христоней, негромко сказал Кукольников, обращаясь к хмурому Деревянову.
– Похоже, что действительно пора… – кивнул тот хмуро.
Нагнув голову, до синевы бледный Деревянов зашагал по избушке.
– Возьмем Бирюлева и Христоню, – продолжил ротмистр. – Бирюлев ждет в пяти верстах отсюда. В охотничьем зимовье. Запас продуктов вполне достаточен. Три оленьих упряжки и десяток запасных оленей. Уходим сегодня ночью.
Кукольников словно швырял слова в сторону поручика, бездумно мерявшего шагами избушку из угла в угол.
– Проводник?.. – поднял глаза на ротмистра Деревянов.
– Проводник под охраной доставлен позавчера. Он находится у Бирюлева.
– Вести согласен?
Кукольников презрительно покривил губы.
– В случае отказа я приказал перестрелять всю его семью, – сказал он жестко. – Это самый надежный способ укрощения строптивых туземцев. Побежал, как молодой.
– Найдут по следам.
– Сомневаюсь. Уйдем через перевал. Путь длиннее, зато надежней. В той стороне нас искать не будут. Прикроем следы снежными лавинами, если метель не поможет.
– Нужно предупредить остальных о приближении отряда красных.
– Зачем? Кукольников криво ухмыльнулся.
– На алтаре мучеников белого движения еще достаточно места, – сказал он цинично. – Пусть потреплют большевиков наши господа офицеры. В плен сдаваться им как-то не с руки, наследили немало, такое не прощается. А после боя красным будет не до нас, поручик.
– Но все-таки…
– Уже распорядился, – понял ротмистр Деревянова. – Наши пластуны [8] в полном составе встретит красных у входа в долину. Так что отряд врасплох не застанут…
Когда трое суток спустя красноармейцы вылавливали прорвавшихся сквозь кольцо оцепления белогвардейцев, на вершине перевала тяжело ухнул взрыв, и снежная лавина, набирая скорость, устремилась в ущелье, заметая следы небольшой группы во главе с поручиком Деревяновым.
8
Пластуны – в дореволюционном казачьем войске военнослужащие особых пехотных частей, несших сторожевую и разведывательную службу.
Глава 5
Костя Мышкин, начальник экспертно-криминалистического отдела милиции, слегка располневший лысоватый блондин, с многозначительным видом тер куском фланели стекла очков. Савин терпеливо ждал – этот ритуал КаВэ, перед тем, как преподнести очередной сюрприз своих научных экспериментов ошалевшему от недосыпания и суматохи сыскных мероприятий оперативнику, выполнял неукоснительно.
«У-у, инквизитор!» – ругался про себя Савин. Но виду не подавал, по-прежнему спокойно и выжидающе поглядывая в сторону КаВэ.
– Смотрел я, кхм… – прокашлялся Мышкин, – твои вещдоки. Смотрел…
– Ну ладно, Костя, не томи душу, выкладывай, – взмолился Савин, умильно заглядывая в глаза Мышкину. Это был последний пункт ритуала, после чего КаВэ опускался с вершин своего научного величия к низам черновой работы угрозыска.
– Кусок целлофана – это остатки пакета из-под московского жареного картофеля. Можно предположить (если, конечно, штормовка не с чужого плеча), что потерпевший – москвич, потому как такой картофель на Колыму не завозится…
КаВэ понесло; он полез не в свои сани, принявшись за составление версий преступления. (Впрочем, чем черт не шутит – вариант «житель Москвы» и, добавим, «ее окрестностей», не исключен, вынужден был согласиться с ним Савин).
– Константин Венедиктович! Савин постарался придать голосу стальные интонации своего начальника, подполковника Седлецкого.
– Мне, между прочим, через час к шефу на ковер. Уяснил? Так что, будь добр, давай по существу.
– Савин, ты хам, но я тебя прощаю, – обиженно сказал Мышкин. И, уже не фантазируя, продолжил:
– Платиновое кольцо. Проба, вес – все указано в заключении. Прочтешь. Но с гравировкой нам пришлось повозиться. Вот что у нас получилось… Он положил на стол перед Савиным фотографию. А рядом – еще одну.
– Это, – Мышкин ткнул желтым от химикалий пальцем в глянцевую поверхность фотобумаги, – гравировка на колечке. А это – тиснение на кожаном портмоне.
«Гр. В. В.-В.» Пять букв. Судя по всему, инициалы владельца вещей, подумал Савин. Владельца ли?
– Думаю, что «Гр.» обозначает граф или графиня. Подтверждением этому предположению служит сей герб на портмоне, – сказал Мышкин.