Золотой лев
Шрифт:
Жара, духота и тучи комаров — всё это основательно портило романтическое настроение. Приходилось постоянно отмахиваться от этих крылатых вампиров. Казалось, комары ополчились именно на Санчо. Вот Макса они не трогали. И Тоньку почти не замечали. Зато Санчо грызли самым безжалостным образом, — грызли и жужжали: «Мы с тобой одной крови». Просто звери какие-то!
— Главное, не наступить на мину, — пренебрежительно сказал Максим. — Их здесь навалом.
— А вон и забор, — остановилась Антонина. —
Максим неопределённо пожал плечами.
— Может, он во что-нибудь превратился… — пробормотал он. — Вон в то пугало, например.
Огородное пугало висело на шесте, вбитом между бороздами кукурузного поля. На нём была потрёпанная солдатская шинель и штаны с лампасами, а также здоровенные сапоги с мятыми голенищами. Голову заменял перевёрнутый вверх дном чугунный горшок, на котором криво сидела фуражка без кокарды. Какой-то шутник нарисовал оранжевой краской на горшке лицо: изогнутый в злобной гримасе рот и узкие, презрительно прищуренные глаза.
Санчо раскрыл блокнот.
— «…На голове у него военная фуражка, которую он никогда не снимает, — прочитал он, — перевязывает верёвкой, потому что у него под фуражкой, в черепе, дыра размером с кулак и плещется адский огонь. Поэтому и глаза у генерала красные, как угли. Увидишь такой взгляд в темноте — и дух вон».
— Это точно, — кивнула Антонина. — У меня от него мурашки по коже бегают! — Она посмотрела на Макса. — Может, снимешь с него фуражку?
— Зачем это?
— Если там дырка, а в дырке адский огонь, тогда это наверняка Чёрный Генерал. И тогда сокровища — наши.
Максим сорвал с плеча лук.
Они выстрелили почти одновременно. Максим сбил фуражку с головы пугала, а красная, с совиным оперением стрела Антонины вонзилась чучелу в грудь.
— Наповал, — сказал Санчо. — Прямо в железное сердце. Конец Чёрному Генералу. И где это ты научилась так метко стрелять?
— Это врождённое, — скромно сказала Тонька. — Оно или есть, или его нет.
Ей не хотелось продолжать разговор на эту тему, потому что на самом деле метила она тоже в фуражку, но стрела почему-то пошла ниже. Поэтому Антонина опустила лук и пошла за стрелой.
Вблизи пугало не казалась таким таинственным и зловещим. Шинель, набитая соломой, нелепо раскинутые руки, верёвочные пальцы… А дырка в днище горшка была, и оттуда торчали пучки сухой травы.
— Никакого адского огня, — разочарованно вздохнула Тонька. — Значит, и никаких сокровищ. А я думала бабушке на день рождения золотые серёжки подарить… — Она вытащила свою стрелу из соломы, повернулась к Максиму. — А где твоя?
— Улетела куда-то… Вместе с фуражкой этого чучела. Чёрт!..
— Значит, победа за мной! — прищурилась Антонина. — По законам военного времени я накладываю на тебя контрибуцию в размере э-э…
— Никаких контрибуций! — отчаянно запротестовал Максим. — Я найду стрелу. Не могла же она провалиться сквозь землю!
— Ещё как могла. — Санчо стоял у распахнутого люка в блиндаж и смотрел в темноту. — Там она. Больше ей негде быть. Полезешь?..
Максим молчал.
— А контрибуция будет такая… — сладко произнесла Тонька. — Подойдёшь к Семёну Семёновичу и скажешь, что его гнедая Звёздочка вовсе не арабских кровей, а обыкновенная деревенская кобыла. А мы посмотрим, что из этого выйдет.
— Ясно что, — буркнул Максим. — Он меня выпорет вожжами. Если я не убегу.
— От судьбы не убежишь, — безжалостно заметила Антонина. — Пошли. Через полчаса начнётся очередная серия «Космических бродяг». Посмотрим — и сразу к Семёну Семёновичу.
Великий Магистр вздохнул, осторожно заглянул в тёмную пасть люка и увидел железные скобы, ведущие вниз, в чрево земли, на самое дно, в лапы чудовищ. А чудовища наверняка уже ждали его там: мол, добро пожаловать, милости просим прямо на блюдо, пожалуйста… Голова у Макса закружилась.
— Я достану стрелу, — не очень уверенно сказал он.
— Как знаешь, — пожала плечами Антонина. — А я пошла. Саня, ты со мной?
Сердце у Санчо разрывалось на части. Конечно, он хотел пойти с Антониной и вместе смотреть про «космических бродяг». В конце концов, разве он не собирается на ней жениться, когда вырастет! И Максим тоже собирается. Только ему сейчас в люк нужно лезть. Вернётся ли?..
— Санька! Что молчишь?!
Санчо посмотрел на Максима.
Тот уже закинул лук за спину и взялся за перекладину. Улыбка у него была какая-то застывшая, совсем не весёлая. На мгновение он замер, а затем отчаянно рванулся вниз, прямо в темноту, только ступеньки заскрипели. У Санчо замерло сердце.
— Максим! — закричал он. — Максим! Вернись, ненормальный!..
Максим послушно замер, почти невидимый в полумраке.
— Возвращайся, — сказал он. — Встретимся на баррикадах. Пока.
И пополз вниз, растворился в непроглядном мраке подземного лабиринта.
— Дурак, — простонал Санчо. — Ну какой дурак!..
И представилось ему, что там, в застоявшейся, вязкой, как трясина, тишине, задавленный стаей стреляных волков, бьётся один против всех его добрый друг Макс, бьётся безоружный, потому что стрелы кончились и тетива лопнула, бьётся из последних сил и зовёт: «На помощь, Санчо!», а тишина проглатывает все звуки, ухмыляется, а стреляные волки наваливаются все разом и грызут, грызут…