Золотой Лис
Шрифт:
— А то не за что? — возмутилась Лиса.
— Не-е, — с глубоким убеждением уверил её Дон. — Я хороший, чесслово! И подарки купил — всё, как обещал! Наверху лежат, потом посмотришь!
— Подарки? — подозрительно нахмурилась Лиса.
— А то! И ватник, и коврик — всё, как договаривались! Вот котелок не закоптил ещё, ты уж извини, завтра обязательно…
— Ах, ты!.. — Лиса саданула локтем назад. Дон, смеясь, увернулся, обнял ещё крепче, провёл губами по шее за ухом. — Опять?
— Ага, — засмеялся Донни. — Соблазняю честную женщину! Причём, что интересно, свою жену! Дорогая, я тут по случаю новой тушкой обзавёлся, так она — представляешь? — хочет всего и сразу! М-м-м? А где у тебя тут юбка расстёгивается?
— Это платье! — мстительно процедила Лиса.
— Ах, ах, достопочтенное и благопристойное платье! Примите мои глубочайшие соболезнования по поводу вашей столь прискорбной, безвременной и скоропостижной
— Ах, ты!.. — возмущённо дёрнулась Лиса. Но это было и всё, что она смогла сказать. Не до платья стало. И развеялось по ночному ветру привычное, но изрядно надоевшее одиночество. Остались только обжигающие прохладой губы и руки, сильные, надёжные, способные с лёгкостью необыкновенной разорвать в клочья любого врага, но с ней такие бережные и ласковые. Любовь? Может быть, но лучше об этом не говорить, тем более — не спрашивать — ведь соврать ей он не сможет…
Всё-таки, хорошо в саду тёплой летней ночью.
— Это что?
— Ватник!
— Бархатный?
— Ну бархатный ватник, подумаешь! Обрати внимание: зелёный, долго искал, между прочим!
— До полу?
— А то! Ну и что? Ну и до полу ватник!
— С кружевами?
— Ну, с кружевами ватник, плохо, что ли? Всё, как договаривались: декольте, в талию и с оборочками! Чего ты? Видишь — стёганый, значит — ватник.
— Ох, До-он! Какой же стёганый? Это букле! А воротник?
— А что воротник? Рыжий, меховой, нормально, тебе идёт! Как раз в тон волос! На зиму же, тёпленький! Куда ж зимой без меха?
— До-он! И куда я в таком ватнике пойду? Кроличьи клетки чистить?
— Ну, зачем? В нём можно в гости ходить…
— В ватнике?
— Ну дома ходи — я любоваться буду…
— Ватником?
— Ну, Лиса-а-а! Я буду любоваться тобой в ватнике. И не только любоваться! Вот, иди сюда, на коврик…
— Упс… Дон… А там на еду-то хоть осталось? После коврика?..
— А то! Вот, блин, надо было тот парчовый брать, там всего-то две пуговицы было…
В саду, конечно, хорошо, но на шелковом, с плотным пятисантиметровым мягким ворсом, ковре, которым застелена двуспальная кровать, тоже очень и очень неплохо…
Два года спустя. Продолжение плетения
Лья откинула крышку ящика и села. С отвращением выдернула трубки из носа, содрала со рта пластырь. А как она сюда попала? Мама ле Скайн, во что я опять вляпалась? Так, позвольте, это уже было, вот такое же непонимание! В бытность свою в Руке Короны в ящике она оказывалась не раз, но всегда помнила, из-за чего. А тут уже второй раз какие-то непонятки. Или в первый? Ей всё приснилось? Должность посла ле Скайн при дворе на-фэйери Лив, приглашение во Дворец на карнавал, где она должна была встретиться с Донни… Донни… Он тоже — только сон? Да нет, ни разу не слышала, чтобы в ящике что-нибудь кому-нибудь снилось! Так, постойте, там, на балу, был пьяный придурок, который… не помню. А это ещё что? А это шрам от серебра в левом подреберьи, маленький и чёткий, раньше его не было. Безобразие! Это значит — иссечение следов серебра провели небрежно, иначе ничего не осталось бы. Непонятно, откуда он взялся, но, значит, всё что было — не приснилось. Ну, что ж, зато уже легче. Зато теперь понятно, что где-то там её ждёт Донни! Она наскоро сполоснулась под душем, надела казённую пижамку, подцепила когтем мешок с карнавальным домино и отправилась кормиться в третий корпус по приколотому к мешку номерку. Снаружи оказалось прохладно для субтропиков, зима, наверно. В келье с номером, значившимся на талоне, оказалась хорошенькая кудрявая девочка лет двадцати с небольшим. Единственное, что её портило — абсолютное отсутствие разума на лице. Голод после трёх глотков не прошёл, но притупился. Вот и ладно, вот и хватит, остальное дома доберём, Дон наверняка приготовил что-нибудь вкусненькое! По тихой аллее среди вечнозелёных, аккуратно подстриженных кустов она прошла в первый корпус на рецепшен. И там действительно был Донни! В легкомысленной рубахе, завязанной на пузе узлом, в холщёвых штанцах на верёвочке, босой, на голове, как всегда, как ворона гнездо свила. Никакая щётка с этими чёрными кудрями не справлялась, вечно так: только, вроде, причесался — и всё уже опять дыбом! Он ждал и поднялся ей навстречу. Донни, любовь моя! Созданное мною из моего же отчаяния непонятное чудовище, ради любви твоей ко мне, ради недолгих и нечастых встреч с тобою стоит БЫТЬ! И пусть говорят, что для вампира любовь недоступна — я знаю одно: ты Мир мой и дом мой, пока есть ты, имеет какой-то смысл и моё существование…
— Райя Корнэвиллья дэ Тэрон?
— Да? — обернулась Лья к дежурной Дочери.
— Вам предписание от Великого Дома ле Скайн. Распишитесь вот здесь, пожалуйста. Благодарю.
Лья расписалась, выпрямилась — и оказалась в объятиях Донни.
— Я скучал, — шепнул он.
— До свиданья, благословенная, — осияла улыбкой Лья дежурную.
— Да хранит вас святая Мать ле Скайн, — кивнула та, и они ушли.
В Мире действительно царила зима. Старый дом в землях ле Скайн совсем замело, окон первого этажа почти не видно за сугробами. Это Дон молодец, что не потащил её в столичную резиденцию посольства. Сразу ведь сплетни пошли бы! Сад занесло снегом, крыльцо явно недавно чистили, но дверь еле открылась, зато внутри стало видно, что Дон всерьёз готовился к приходу Льи. В старом доме было прибрано, даже протоплено. Вампиры равнодушны к холоду, но иней на паркете неприятно хрустит под босыми ногами, вставшее колом бельё противно царапается, да и вино, всё-таки, хотелось бы пить, а не грызть. Дон, как подхватил её на руки перед порталом на крыльце Госпиталя, так из рук и не выпустил. Взбежал по лестнице, пинком открыл дверь спальни, заскочил с разбегу на кровать, благо босиком, опустил Лью на постель, рухнул рядом, зарылся лицом в волосы и замер, бормоча:
— Как долго, Лья, как же долго…
Лья с бездумной улыбкой смотрела в знакомый потолок. Слабость и голод, как всегда после ящика — ну и что? Даже не покой, а великое наплевательство на любые мелочи затопляло её блаженными волнами. Дон здесь, и беспокоиться не о чем. Даже то, почему в ящик загремела, жгучего интереса не вызывало. Ну, загремела, да и начхать! Закинула руку за голову, с огромным удовольствием запустила пальцы в его буйные кудри. Да, они собирались закончить здесь ту карнавальную ночь, а получилось это только сейчас. Интересно, а когда — сейчас? Сколько она там провалялась? Шрам небольшой — сутки? Трое? Нет, не получается. Тогда было лето, месяц Солнцежар, карнавал в честь праздника Жнеца Великого, а сейчас, судя по тому, сколько снега навалило, уже середина зимы. Почему так долго?
— Дон, а сколько я?..
— Десять лет, Лья, — приподнялся Дон на локте. — Ох, да что же я, как свинья, прямо… тебе же плохо, наверно! Иди сюда скорей! — заторопился он. Казённая пижамка, мгновенно располосованная когтями, полетела на пол, Лья засмеялась было, ошеломлённая таким напором, но потом озадаченно притихла. Энергия, которую отдавал ей Дон, не была безликой, как это бывает, если собирать её у разных доноров, взятых на взгляд, или пресной, как от энков. Этот поток баюкал в прогретом солнцем стогу сена у сосновой опушки, а привкус талой воды, так и оставшийся у Дона от жизни, хорошо сочетался с отчётливым вкусом зелёных яблок, мяты и — слегка, с краю — горьким запахом полыни. Вот эта полынная горечь и заставила Лью насторожиться.
— Донни! Кого ты ограбил? — Дон даже прервался от неожиданности.
— Да ну тебя! Что ж я, по-твоему, сволочь, что ли?
— А обида откуда?
— Это не на меня, Лья. Это на жизнь в общем и целом. Там всё непросто, Лья. Она Видящая.
— Че-е-го-о??!! — Дон откинулся на спину и бессильно засмеялся:
— Ну, что ж ты со мной делаешь? В такой момент!..
— Донни!
— Хорошо, хорошо, на вот, пей тогда. Сейчас расскажу, — он подал ей вампирку и уселся рядом. — Что ты помнишь последнее?
— Пьяного дебила на карнавале, — фыркнула Лья.
— Ага, значит, тебе совсем немного стёрли. Так вот, этот пьяный дебил был наследный Принц-на-Троне Риан Дэрон на-фэйери Лив! — проказливо ухмыльнулся Донни.
— А я и не узнала… — расстроилась Лья. — И что?
— Ну-у… он предложил показать тебе на практике, что такое истинная любовь! Прямо там, как я понимаю, в зале. Правда, это уже моя реконструкция.
— Е…ть меня гоблином! — схватилась Лья за голову. — Он жив?
— Увы, увы, увы, — картинно опечалился Дон, насладился её озабоченностью и продолжил: — Ну-у, относительно, скажем так. Ты тяпнула его за горло, хорошо так, клыки до упора. А он всадил в тебя свой церемониальный ножичек, серебро, как ты понимаешь, — Лья невольно потрогала новый шрам. — Да-да, сюда. А я отволок тебя в Госпиталь и накапал Старейшине Йэльфу. И на следующий день этим же ножичком его и приговорил. Сам. Йэльфу было всё равно, кто будет исполнителем, лишь бы под Присягой, чтобы против Короны не мог «Принуждением по крови» воспользоваться, а мне приятно. Месть сладка, как говорит один мой друг. Не со всеобщего одобрения, врать не буду, Рэлиа до сих пор страдает, но против Йэльфа они ничего сделать не могли. И сам же его и поднял. Так что, со внучком тебя, бабушка на-фэйери! — засмеялся Дон, любуясь обалдением на лице Льи. — Как тебе мои успехи? Самое смешное, что Перворождённые подтвердили право Дэрона быть Принцем-на-Троне! Правда, Королём-Судьёй ему, конечно, не стать теперь никогда, на такое Перворождённые ни за что не пойдут — но, по-моему, и так неплохо! Мой сын во Жнеце — Принц-на-Троне! Ну как? Ощущаешь родство с династией, бабуля?