Золотой мираж
Шрифт:
– Вы больше, чем я думал, сумели разузнать, не ожидал, – похвалил Лестнегов. – Вообще-то назван был безымянный белый офицер. Но подразумевался, конечно, Взоров.
– Достойная честного человека слава, – грустно усмехнулся Зимин.
– Не позавидуешь, – согласился Лестнегов. Во второй раз предложил: – Читайте.
На листе под обложкой в правом верхнем углу стояло:
При допросе гр-на Тютрюмова присутствовали следующие товарищи:
Малышев В. К. (Представитель Сибревкома), Берлинских А. С. (Ст. следователь Новониколаевской Чрезв. Комиссии), Дорофеев С. И. (Начальник
Берлинских: В ночь с 22 на 23 августа вы исчезли из Пихтового. Объясните комиссии – куда, и что этому предшествовало?
Тютрюмов: Я не исчез. Отбыл с поездом в Новониколаевск с докладом.
Берлинских: А по пути, в поезде, на вас было совершено нападение...
Тютрюмов; Да.
Малышев: Это вы уже говорили. Не будем повторяться. Вечером 22-го вы велели подготовить трех лошадей для поездки. Куда и кем?
Тютрюмов: Я приготовил коней по просьбе товарища Прожогина, сам же выехал в Новониколаевск.
Малышев: Как он объяснил, зачем ему верховые лошади?
Тютрюмов: Он ничего не объяснил. Сказал, что ему нужно, что вернет коней до полудня. Больше разговора у нас на эту тему не было.
Малышев: Вы состояли в дружеских отношениях?
Тютрюмов: Нет. Просто в хороших.
Берлинских: Как часто вы виделись с Прожогиным?
Тютрюмов: Ежедневно. Разумеется, когда я или он не бывали в отлучке.
Берлинских: В какое время дня встречались 22-го?
Тютрюмов: Вечером. Поздно вечером.
Малышев: Он вызывал вас, или вы пришли по личной инициативе?
Тютрюмов: Какое это имеет значение.
Берлинских: Отвечайте на вопрос.
Тютрюмов: По личной.
Малышев: О чем шел разговор?
Тютрюмов: Он спрашивал о положении с бандитизмом в районе. Особенно интересовался бандой Пушилина-младшего.
Берлинских: Он был один?
Тютрюмов: Да, один.
Берлинских: Никто не заходил к Прожогину во время вашего разговора?
Тютрюмов: Никто.
Берлинских: Вам что-нибудь говорит фамилия Взоров?
Тютрюмов: Нет. Совсем ничего.
Берлинских: Подумайте еще.
Тютрюмов: Подумал. Ничего.
Берлинских: Вы были на становище Сопочная Карга?
Тютрюмов: Несколько раз.
Берлинских: Меня интересует день 23-е августа.
Тютрюмов: Нет. Я объяснял уже, что выехал поездом...
Берлинских:
Тютрюмов: Этого не может быть. Какая-то ошибка.
Берлинских: Ошибки нет.
Тютрюмов: Мне тогда нечего сказать.
Берлинских: 23-го же августа убиты милиционер Маркушин и телефонистка Ольга Камышова, взломан сейф в кабинете Прожогина. Вам не кажется, что между событиями в Пихтовой и на Карге есть связь?
Тютрюмов: Почему мне должно казаться?
Малышев: Странно, что вы даже не поинтересовались, кто.такой Взоров.
Тютрюмов: Что странного. Ждал, что мне объяснят.
Малышев: А может потому что известно лучше, чем членам следственной комиссии?
Тютрюмов: Чепуха.
Берлинских: Чепуха – все, что вы здесь несете. На Карге вы убили Прожогина и белогвардейского офицера Взорова, потом появились в Пихтовой. Заметать следы. Но уже когда было поздно.
Тютрюмов: Мне было незачем, как вы выражаетесь, заметать следы. Ничего такого не делал, чтобы следы нужно прятать.
Берлинских: Делали! И хватит играть в кошки-мышки. Вечером 22-го, перед своей гибелью, Прожогин позвал вас срочно прийти к нему для разговора о золоте. Речь шла о невероятно большом количестве золота.
Тютрюмов: Ну, это уж совсем бред.
Малышев: Вот письменные показания мужа Ольги Камышовой. Она слышала разговор ваш с Прожогиным и пересказала мужу. А вот – протокол допроса старшего милиционера Шестерова. Афанасий Маркушин похвастался ему, что изловил и свел к самому секретарю укома важную птицу-белогвардейца. Читайте, читайте, Тютрюмов. Говорите, если можете, в свою защиту.
Берлинских: Но помните: это еще не главное против вас.
Малышев: Сказать, зачем вы рвались в сейф? За записями разговора между Прожогиным и Взоровым. Уверен, вы их там нашли. Просчитались в малом: важные бумаги чаще всего пишутся с черновиками.
Берлинских: Честно признаюсь: нам бы куда труднее было понять, во имя чего все наворочено, если бы не клочки бумаги в корзинке. Взгляните.
Тютрюмов: Не буду. Все это напраслина.
Берлинских: Напраслина?
Тютрюмов: Да!
Малышев: Но это же чистое безумие, Тютрюмов, – огульно все отрицать. Перехвачено ваше письмо к сестре, где вы ей обещаете скорую богатую жизнь. На Карге в песке найдены монеты, на трех из них отпечатки ваших пальцев. Вина очевидна. Требуется только, чтобы вы показали, где спрятали золото.
Тютрюмов: Могу повторить одно: ни о каком золоте не знаю.
Малышев: Ну, Тютрюмов, это уж, знаете, идиотизм.