Золотой песок
Шрифт:
Из оцепенения его вывели грохот и звон. Он вскочил, забыв о разбитом колене. Ему почудилось, джип вернулся, чтобы сделать контрольный выстрел. Но это выпал из витрины манекен. Аккуратный молодой человек в спортивном костюме. Ему достались пули, предназначенные Ракитину. Он выпал не сразу, долго размышлял, переживал, сомневался. В его пустой голове под красивым гуттаперчевым черепом тоже, вероятно, происходила какая-то напряженная мыслительная работа.
Никита, прихрамывая, рванул в проходной двор за магазином. Боль в колене утихла, как бы давая ему возможность уйти подальше от ужасного места. Пешком он дошел до Сокола, поймал такси и доехал до Кропоткинской,
Наверное, все это было не правильно. Во-первых, не следовало убегать. Стоило дождаться оперативников, чтобы было заведено уголовное дело о покушении на убийство. Во-вторых, если уж убежал, то не стоило ехать домой. Он ведь не сомневался: они обязательно вернутся, и уж тогда доведут свою высокооплачиваемую работу до конца. Любой разумный человек прежде всего подумал бы, куда ему скрыться.
Но разумные люди не наступают на собственные шнурки.
Федя Егоров постоянно видел перед собой лицо гуру. Узкие глаза казались трещинами, сплошь черными, без белков. Сквозь трещины на плоском, смутном, как зимняя луна, лице, наблюдала за Федей великая космическая пустота. Федя сжимался в комочек, скатывался с больничной койки на пол, ноги его сами сплетались кренделем. Он усаживался в позу лотоса, принимался покачиваться и мычать. Только тогда отпускал ужас, оставалась лишь тупая головная боль.
Иногда Федя как будто просыпался. Это случалось ночью, когда никто его не трогал. Он лежал с открытыми глазами, вытянувшись на жесткой койке. За решетчатым окном покачивались тени веток. Далеко за больничным забором скользили редкие размытые огоньки.
В памяти мучительно медленно плыли неясные, легкие, будто вырезанные из папиросной бумаги, силуэты. Тихо, расплывчато, как бы сквозь толщу воды, звучали голоса. Но эти голоса и силуэты принадлежали не сегодняшним людям, не врачам и медсестрам, не соседям по палате.
Он не знал, что врачи называют это синдромом Корсакова. Все, что происходило вокруг него здесь и сейчас, он не воспринимал как реальность. Настоящее сразу исчезало из его сознания, как рисунок на песке, слизанный черным прибоем. Время для Феди остановилось. Сознание его зависло в пустоте. Пустота была глухой, тяжелой и холодной, как намокший войлок.
Только изредка пробивался слабый далекий свет. Федя переживал заново куски прошлого, выныривал наружу из бездны, и светились перед ним причудливые картинки: пыльный физкультурный зал, люди в белых простынях. Всегда в такие минуты подташнивало, больно сжимался желудок. Федя не хотел есть, но тело его вспоминало мучительные голодные спазмы.
Гуру объяснял, как надо правильно питаться, чтобы чакры не закрывались, чтобы организм очищался, становился крепче и здоровей, наполнялся энергией космоса. Оксана Егорова кормила сыновей пророщенными зернами пшеницы, размоченным в кипятке рисом без капли соли и масла.
Оксана давно заметила, что духовные мантры, магические тексты дают энергии намного больше, чем пища телесная, особенно, когда повторяешь эти мантры регулярно, не ленишься, три раза в день садишься в позу лотоса и твердишь, закрыв глаза: «Я верю гуру, моя сила в этой вере, без гуру у меня нет силы, гуру знает, как жить вечно, я буду жить вечно, если слушаюсь гуру, меня не будет, если я нарушу закон великой пустоты, я пыль в пустоте, я люблю гуру…» И так далее.
Целительные мантры были длинными, однообразными, поначалу запоминались трудно, приходилось заглядывать в бумажку. Но потом Оксана выучила все наизусть и заставила выучить мальчиков. Она повторяла их не три,
Иногда мальчикам перепадала горстка липкого изюма или кураги. Раз в неделю все трое голодали, в течение суток пили только специальный настой тибетских трав и кипяченую воду. Раз в месяц Оксана устраивала голодовки, длившиеся трое суток. Гуру научил их очищать организм от шлаков и преодолевать чувство голода с помощью многочасовых медитаций и ледяных обливаний.
– Головная боль во время очистительного голода говорит о том, что организм перегружен шлаками, – объяснял гуру, и Оксана терпела, заставляя терпеть мальчиков, строго следя, чтобы они не съели украдкой ни кусочка.
Каждое утро начиналось с обливаний. Ребенок садился в ванную на корточки, и Оксана выливала ему на голову ведро ледяной воды. От этого моментально раскрывались важные чакры. Первое время мальчики жалобно вскрикивали, кожа синела и покрывалась мурашками. Потом привыкли.
– Ничего не дается просто так, – объяснял гуру, – нельзя потакать своему телу. Если вы не хотите гнить заживо, вам надо учиться преодолевать себя.
– А разве мы гнием заживо? – спрашивал двенадцатилетний Славик. – Мы ведь не больные, не старые.
В качестве лекарства от лишних вопросов гуру назначал дополнительную голодовку с медитацией. Но перед этим ребенок проходил процедуру раскрытия важных чакр. Гуру поил его настоем специальных трав, затем укладывал на коврик и водил ладонями вокруг его головы, бормоча непонятные слова. Сначала ребенок лежал смирно и как будто спал. Но вскоре у него начинали подергиваться конечности. А потом все тело сводили ритмичные судороги. Гуру говорил, что через эти целительные вибрации раскрывают нужные чакры. После нескольких таких процедур Славик Егоров перестал задавать неприятные, вредные для здоровья вопросы.
Что касается Феди, то с ним дело обстояло сложней. Гуру заметил, что мальчик отлынивает от коллективных медитаций. Суть процесса заключалась в том, чтобы научиться погружению в пустоту, отрешиться от своего бренного тела и от своей глупой грешной души. Главное, ни о чем не думать. Вообще ни о чем. Но у Феди никак не получалось. Мысли сами лезли в голову и не хотели вылезать.
– Ваши мысли – это те же шлаки. От шлаков материальных вы очищаетесь голоданием, от духовных – медитаций.
Когда все члены группы усаживались в кружок, медленно раскачивались и повторяли однообразное «омм», Федя изо всех сил пытался сосредоточиться. Но мычал он не правильно. Его тонкий голос вибрировал без всякого вдохновения. Из его уст вылетал жалобный тоскливый звук, напоминавший поскуливание избитого щенка.
Федя старательно мычал, и было щекотно губам. За решетчатым окном кружились снежинки. Бурчало в животе, очень хотелось есть. Хотелось толстую сочную сардельку, жареной картошки, соленого пупырчатого огурчика, густых щей со сметаной. До смерти хотелось шоколадку. А снежные шарики на кольях решетки напоминали сливочное мороженое.
– Мясо содержит трупный яд, – объяснял гуру, – страх, который испытывают животные на бойне, наполняет их кровь ядовитыми гормонами – Человек, который ест мясо, гниет изнутри. Все чакры закрываются он становится слепым и глухим. Он умирает. Его нельзя вылечить. Картофель и хлеб засоряют организм хлопьями крахмала. Кровь становится вязкой, как кисель.