Золотой плен
Шрифт:
– Нынче утром вы мне солгали. Больше я этого не потерплю. Ну, где же вы должны встретиться с сестрой?!
– Ничего я не солгала! Можете спросить своего лакея, мы едем к маркграфу Геспер-Обскому, брату моего мужа.
Они с провожатым обменялись многозначительными взглядами; последний едва заметно кивнул в сторону дороги, уходящей на Брабант.
Обычно одно упоминание столь высокого титула укрощало самые дерзкие языки, но граф де Рулон в ответ приставил кинжал к ее горлу.
– Где ваша сестра? Где она, эта шлюха?! – вскричал он, наматывая на
– Я... я...
Катье хотела отстранить его руку, но не хватало сил и перед глазами от удушья плыли черные круги.
– Эта сука никогда не умела держать язык за зубами! – рассмеялся он.
Какие-то шумы прорвались сквозь туман в голове. Рулон выплюнул грязное ругательство, грубо толкнул ее, и она повалилась на землю, хватая ртом воздух. Возле ее виска гулко процокали копыта.
Острые камешки царапали щеку. Она медленно встала на колени, подняла глаза и увидела, как Рулон скачет в облаке пыли, направляясь, должно быть, к Серфонтену. Ее шею обвили маленькие ручонки.
– Мама, мама! Тебе больно?
Она прижала к себе сына и помотала головой; рыдания душили ее, не давая говорить.
– Нет? Правда? Я бы тебя защитил, но Мартен не дал мне шпагу, сказал, что она не понадобится. – Он всхлипнул, заворочался, высвобождаясь из ее объятий, и весело (шестилетние не умеют унывать) спросил: – Как думаешь, у дяди Клода найдется для меня шпага?
– Да, родной мой. Я уверена, что найдется.
Катье встала, посадила Петера в повозку. Тока беспокойно топталась на месте, и она похлопала ее по холке. Провожатого и след простыл, но Катье нисколько не удивилась.
Дорога снова заполнилась грохотом. Обернувшись, Катье разглядела троих англичан на резвых иноходцах. В лучах догорающего солнца мундиры казались залитыми кровью.
Глава III
Она испугалась, что всадники затопчут ее, но те умело осадили коней в метре от повозки. Отчаяние захлестнуло ее, когда самый высокий из троих спешился и направился к ней, позвякивая шпорами. Он, англичанин! Лицо все в саже, а синие глаза горят еще ярче на черном фоне. Она содрогнулась, поняв по этим глазам, что он все еще в горячке битвы.
– Фонарь! – раздался резкий, как удар хлыста, голос, и в лицо ей ударил сноп оранжевого света.
Англичанин придвинулся к ней, сверля взглядом. Она попятилась и налетела на лошадку.
– Что вы сказали Рулону?
– Ничего, – сдавленно прошептала Катье. – Ничего, клянусь!
От него пахло порохом и паленой шерстью.
– Ложь!
Борясь с леденящим ужасом, она взглянула ему прямо в глаза.
– Это я уже слышала от Рулона. – Как отделаться от него? Вспомнив про нож, она беспомощно посмотрела на юбку.
– Почему же вас дрожь пробирает? Чего бояться, раз вы говорите правду?
– По-вашему, нечего? И впрямь, чего бояться, когда от вас
Спрятанный нож царапнул ногу – если б она могла до него добраться! Лиз объяснила ей, куда женщины прячут нож, но не сказала, как достать его в случае надобности. Не задирать же при мужчинах юбку?
Взгляд англичанина чуть смягчился. Он и Катье стояли молча, почти вплотную друг к другу. Она вдруг ощутила, как нервно вздымается его могучая грудь. Прошла, наверно, целая вечность.
– Не трогайте маму! – нарушил тишину крик Петера. Он вскочил в повозке, сжав кулаки. Но вдруг закашлялся, и Катье увидела, что он едва сдерживает слезы.
– Найал, – бросил через плечо англичанин, – по-моему, храбрый маленький солдат хочет пить.
Катье чуть не бросилась к сыну, чтобы схватить его на руки, но Петер горделиво расправил плечи, вздернул подбородок, и она заставила себя остановиться, щадя гордость шестилетнего Ван Стадена.
Молодой огненно-рыжий лейтенант спрыгнул с коня и направился к мальчику; ноги у него были кривоваты. Он по-доброму улыбнулся ей и с акцентом сказал по-французски:
– У меня двенадцать братьев и сестер, мадам.
Катье удивилась: неужели он пытается ее подбодрить? Страх немного отступил, но она продолжала настороженно следить за лейтенантом.
– Вода, мой генерал!
Петер принял у него из рук флягу и с наслаждением напился. Потом в знак благодарности отвесил поклон молодому офицеру. Сидящий в седле третий англичанин оглушительно захохотал.
– Полковник Торн, – усмехнулся рыжий, – отныне я подчиняюсь приказам генерала.
Катье перевела глаза на темноволосого великана. Он не улыбался, но поза была уже не такой напряженной. Полковник Торн. Что за странные имена у англичан! Катье поймала его пристальный взгляд. Видимо, она невольно сложила губы, пытаясь произнести трудное имя. Бог знает, что он подумал!
Катье вспыхнула и отвернулась. Петер уже вовсю болтал с лейтенантом по имени Найал.
Торн слегка поклонился, и внезапно его пропыленный мундир перестал казаться неприглядным, несмотря на черные подпалины на рукавах.
– Простите мне мою дерзость, мадам. День был трудный.
В голосе звучала страшная усталость, но Катье не поверила этой вежливой фразе. От жестокого англичанина, по крайней мере, знаешь, чего ждать, а его любезность опасна.
– Трудный для всех, – добавил он.
Катье успела забыть, как меняется его настроение, и теперь пыталась взять себя в руки. Что же ему соврать? От письма не осталось даже пепла – она развеяла его по ветру. Фонарь слепил глаза, и она вышла из круга света, инстинктивно увеличивая расстояние между ними.
Ее не оставляла мысль о побеге. Но куда она побежит без Петера? К тому же опустевшие фермерские дома и амбары вряд ли могут служить надежным укрытием. Со всех сторон доносились отдаленные крики; победители наверняка рыщут по всей округе.