Золотой плен
Шрифт:
Она услышала за спиной шаги и не успела охнуть, как мужские руки обвились вокруг ее талии, подбросили вверх и боком усадили в седло. Чтобы не упасть, она уцепилась за лацканы его мундира.
– Устраивайтесь поудобней, мадам, – пророкотал голос сверху. – Путь неблизкий.
Катье вскинула голову.
– Дьявол! – выкрикнула она. – Вы что же, думаете – я поеду с вами в одном седле?!
Руки притянули ее совсем близко к крепкой груди.
– Поедете, мадам. Вы вообще будете делать все, что я скажу.
Пришпорив коня, он умчал Катье в ночь.
Полная луна поднималась все
Но мало-помалу страх начал отступать; она ощутила дуновение ночной прохлады и запах незрелого овса на полях, стремительно проносящихся мимо. Они серебрились в лунном свете, располосованные длинными тенями изгородей и лентой дороги, что, извиваясь, вела в Лессин, в Монс, унося ее все дальше от сына.
Катье вспомнила его доверчивые глаза, отважно вздернутый дрожащий подбородок, стиснутые кулачки. Мечтает стать настоящим рыцарем, бедняжка! Когда теперь доведется его увидеть?
Петер нужен ей не меньше, чем она ему. А этот англичанин, если от него вовремя не избавиться, может поломать все планы, все будущее сына.
Катье неловко поерзала в седле.
– Мы что, так и будем лететь до самого Серфонтена?
– Держитесь крепче, мадам, если не хотите сломать себе шею, – он сквозь зубы.
– Если речь зашла о моих желаниях, то я хочу слезть с вашего коня и вернуться к моему сыну...
Она запнулась; англичанин сильно сдавил ее коленями.
Если б он мог их сомкнуть, она очутилась бы на этих коленях. Но так как их разделяли широченные бока иноходца, то Катье поместилась меж его бедер. Остается только благодарить судьбу за барьер из ее плотной шерстяной накидки.
– Сидите смирно, – грубо бросил он. – Мертвая француженка мне ни к чему. Да и вашему сыну тоже.
– Не француженка, а фламандка! – огрызнулась она. – И не держите меня так крепко, я едва дышу!
Она подпрыгивала в седле, как марионетка на ниточке; левое бедро сильно ударялось о луку, плечо вдавливалось ему в грудь при каждом покачивании.
– Могли бы дать мне лошадь своего лейтенанта!
– Боевого коня? Вы в своем уме?
Голос звучал так же отрывисто, как стук копыт; Катье вдруг осознала, что между всадником и конем существует какая-то особенная, неведомая ей связь.
– Я научилась ездить верхом раньше, чем ходить! – заявила она.
Полковник чутко откликался на каждое движение вороного, и Катье почувствовала себя лишней, испытала желание отодвинуться от его обволакивающего тепла, от навязчивой игры мощных мышц в такой опасной близости.
– Давайте поищем другую лошадь. Остановимся где-нибудь на ферме, и...
Он неожиданно приподнял ее над седлом, и Катье, повинуясь инстинкту самосохранения, обхватила его за шею.
– Что вы делаете?! – закричала она.
Свободная рука Торна снова заключила се в плотное кольцо объятий.
– Вы этого хотели? – прошептал он ей на ухо. Она, вздрогнув, отстранилась.
– Нет! То есть да. Я хотела спешиться,
– Вы сняли камень у меня с души, – усмехнулся он и добавил: – Что до дьявола, то это я за ним гонюсь.
Катье уже не помнила, когда ее последний раз обнимали мужские руки. Она успела отвыкнуть от объятий Филиппа... Нет, хватит думать о прошлом! Ей надо все время быть начеку, чтобы улучить момент. Петер должен по-прежнему получать лекарство, а это значит, что при первой возможности необходимо отделаться от проклятого Торна.
По обе стороны седла в красивых вышитых чехлах свисают пистолеты – ей ничего не стоит дотянуться до одного из них. Тогда на кухне она разглядела пистолет у него в руке: серебряная рукоятка с выгравированным гербом, длинный ствол и темнеющее дуло, за которым смерть. Таким красивым оружием пользуются только знатные люди.
Наверно, он стрелял из них и в сражении, подумала Катье. Не забыл перезарядить? Может, взять да и выстрелить в него из его же пистолета? Она пошевелилась; он предупреждающе сжал руку у нее на талии, но ничего не сказал. Катье похолодела. А вдруг он и впрямь читает ее мысли?
Притворяясь, что внимательно оглядывает окрестности, она то и дело косилась на пистолеты. Вряд ли такой человек станет разъезжать с незаряженным оружием. Он ведь не первый год воюет и наверняка не привык, чтобы враги застигали его врасплох. Интересно, как он себя поведет, когда ему в грудь упрется дуло его же собственного пистолета? Она вздохнула, собирая в кулак всю свою храбрость. Стоит попытаться.
– Едва ли это благоразумно, – раздался голос у нее над головой.
– Что? – всполошилась она, проклиная себя за свой пристыженный вид.
Бекет чувствовал, какие сомнения раздирают изнутри женщину, что так уютно устроилась у него в объятиях. Он стиснул челюсти. Уж лучше бы в самом деле схватила пистолет, чем такая пытка! Ощущать это мягкое плечо на своей груди, эти бедра, покачивающиеся в ритме конского галопа... Он тряхнул головой и послал Ахерона еще быстрее.
Ох, как саднят шрамы, и боль в правом боку раздирает все внутренности. Французское копье вонзилось туда со всего размаху и вдавило в тело острый край кирасы. В пылу сражения он забыл о боли, но теперь... Хорошо бы, как все остальные, завалиться спать где придется, едва французы протрубили отступление. А он давно не спал и... Господи Иисусе, слишком давно не был с женщиной.
Впереди у поворота дороги мелькнула тень. Глаза Бекета сузились; он заставил Ахерона перейти на шаг.
– Что случилось? – вздрогнула мадам де Сен-Бенуа. – Отчего мы останавливаемся?
– Так вы же сами просили, – шепнул он и почувствовал, как она напряглась, когда его рука еще крепче обхватила осиную талию.
Впереди грабители или дезертиры, чтобы их одолеть, надо сосредоточиться, однако тревога сидящей впереди женщины мешает ему.
– Почему... – начала было она.
– Тихо! – скомандовал он, моля Бога, чтобы у нее достало сообразительности беспрекословно повиноваться.