Золотой скорпион
Шрифт:
Маша вздохнула: хитрец, знает, что не пронять ее комплиментами, а все равно льстит.
– Поедешь? – улыбнулся Коробченко.
– Уехала уже!
– Никого не принимает! – отрезала секретарша ректора. – Весь день милиция была. Теперь – все, даже дверь запер.
– Понятно, – сказала Рокотова и вытащила мобильник. – Виктор Николаевич! День добрый. Знаю-знаю. Под дверью вашей сижу. Да, хотелось бы…
В замочной скважине щелкнул ключ. Садовский впустил Рокотову и тут же снова запер дверь.
Секретарша
– Будешь? – спросил ректор, взяв со стола пузатую бутылку.
– Давайте, – обреченно кивнула Рокотова.
Садовский достал из стенного шкафа простую стеклянную рюмку и протер ее концом выцветшей портьеры. Налил коньяк до краев.
Маша аккуратно приняла рюмку, чтобы не пролить, слегка поморщилась: коньяк был плохой, с резким медицинским запахом.
– Черт бы побрал все на свете! – выдохнул ректор и одним махом опрокинул в рот рюмку. Рокотова пригубила. Закусывать было нечем. Садовский занюхал рукавом, Маша – ладонью.
– Слыхала, что творится?
– Слышала. И что?
– Как – что!? Все! Конец это…
– Вам-то каким боком?
– Так мой недострой, будь он неладен! Мои сотрудники. В прокуратуру завтра вызывают.
Садовский снова наполнил свою рюмку, Маша свою отодвинула.
– Виктор Николаевич, жмите на то, что вам этот недострой против воли навесили. Средств на охрану бюджет не дает. Пусть бы город забирал и делал, что хотел.
– Какая ты! – возмутился ректор. – Это ж бешеные деньги. Если достроить, сколько можно…
Маша не дослушала.
– Сколько лет, как строительство встало?
– Десять, – буркнул Садовский.
– Сколько?
– Ну, пятнадцать!
– А без консервации год-два – и можно не браться достраивать. Там уж валится все. Счастье, что не убило никого до сих пор.
– Типун тебе на язык! – взвился ректор.
Маша сама поняла, что брякнула глупость, и глотнула противного коньяку. Задохнулась, закашлялась…
– Это все против меня! Меня свалить хотят, – проговорил Садовский, упал в кожаное кресло и закрыл лицо ладонями.
Рокотова пожалела, что зашла, не хватало ей еще пьяной истерики.
– Виктор Николаевич, – осторожно начала она. – Скорее всего, вас это совершено не касается. Наверняка не касается. Это же явно дело рук маньяка. Место глухое, очень, в определенном смысле, подходящее.
– Обе женщины – мои сотрудницы.
– Совпадение! Здесь больше никто не ходит, только сотрудники да студенты. Здание на отшибе, а жителям из поселка ближе на другую остановку ходить.
– Но прокуратура!..
– Чистая формальность. Вашей вины в том, что происходит, нет.
– Происходит? Ты тоже считаешь, что это только начало? Что все еще не закончилось?
– Да нет же! Не считаю!
– Скорее всего, это не мальчишка, – задумчиво проговорил Садовский.
– Конечно, нет!
– Еще Галину Петровну он, может быть, и мог бы… Но задушить Корнееву… Это ж сила нужна. И рост…
Маша возмутилась:
– Никого он не мог убить! Я этого мальчика давно знаю. Вот уж верно: не делай людям добра, не получишь зла. Ведь он ребенок тринадцатилетний, а сейчас сидит под замком, под подозрением, и думает, наверное, что лучше бы оставил старушку умирать, прости, Господи.
– Уж теперь с него снимут все подозрения. Если, ты говоришь, его под замком держали, Ирину – он никак не мог.
Садовский налил себе очередную рюмку.
Рокотова поняла, что интервью с ректором у нее не будет, и попрощалась. Надо ехать в детский дом, пусть выпускают Митьку. Под замком его, конечно, не держат, но гулять не пускают, чтобы участковый, грешным делом, не засек.
– Пьет? – спросила секретарша, как только Маша закрыла за собой дверь ректорского кабинета.
Рокотова кивнула и в свою очередь спросила:
– Часто он так?
Секретарша махнула рукой
– Часто. То все с Борисом Борисовичем пил, а теперь вот один стал. Плохой признак.
– У него ведь перевыборы скоро?
– Не то слово! Похоже, новый учебный год с новым ректором начнем!
– А, – протянула Маша. – Теперь понятно, почему он так психует. Какая уж тут подготовка к выборам, сейчас комиссии пойдут, проверки…
– Хоть бы поймали этого убийцу поскорей! На работу-то ходить страшно, хоть увольняйся.
Через полчаса Маша Рокотова была уже в детском доме.
– Выпускайте Митьку! – сказала она Ларисе Чумиковой. – В университете второе убийство, там же, на стройке.
– Слава Богу, – сплеснула руками Лариса и тут же пришла в ужас. – Что ж я говорю-то! Ох ты! Кого убили?
– Девушку-лаборантку.
– Маш, это я из-за Митьки, я ж не хотела… – все оправдывалась воспитательница.
– Ладно тебе, поняла я все. Я к директрисе пойду. Пусть с милицией свяжется, они ведь сами не вспомнят.
Но милиция вспомнила. Рокотова как раз сидела в кабинете Елены Анатольевны, когда явился участковый.
– Гуцуев вчера вечером где был? – спросил милиционер, едва поздоровавшись с женщинами.
– Как – где? – удивилась Елена Анатольевна. – В изоляторе сидел. Как вы велели, под замком.
– Свидетели есть?
– Конечно, есть. А в чем дело-то?
Маша догадалась, в чем дело.
– Не убивал он Корнееву, не надейтесь, – съязвила она. – Время на ерунду не тратьте, убийцу ловите.
– На какую ерунду? – не понял участковый.
– Вы надеетесь на мальчишку два убийства повесить? Так что ли? Мы-то думали, что вы извиняться пришли.