Золотой сокол
Шрифт:
— Ладно, помолчи пока, — одернул разговорившегося товарища Радоня. — Наш-то князь пока тебя в толкователи не звал.
— А зря! — шепнул в ответ Хродлейв.
Покончив с едой, князь Столпомир еще некоторое время молча сидел за столом, положив крупные сильные ладони на широкую подставку своего золоченого кубка греческой работы, и слегка покачивал его, глядя вроде бы на стол, но видно было, что мысли его очень далеко.
— Послушайте, сыны мои, — начал он, и негромкое бормотание за столами разом смолкло. — Сон я видел нынче ночью удивительный.
— А я что говорил! — шепотом восхитился Хродлейв, но Радоня толкнул его коленом под столом.
— Снилась
Князь замолчал и поднял глаза на дружину. В гриднице повисла тишина. Бояре старшей дружины и кмети младшей смотрели на него во все глаза.
— Вяз червленый в ухо! Но ведь она же умерла! — тихо и потрясенно выдохнул Зимобор, но в молчащей гриднице его голос прозвучал ясно и отчетливо. — Ведь говорили же, что она умерла...
— Кто говорил? — Князь пристально глянул на него, вроде бы и не удивленный, что первым подал голос именно Ледич.
— Не помню... Но ведь тогда... семь лет назад... от вас приехали и сказали, что ее больше нет...
— Я и ездил, — мрачно обронил воевода Доброгнев. — Помню, что в Смоленске говорил. Сказал: «Нет у тебя больше невесты, княжич Зимобор, потому что нет у князя Столпомира больше дочери. Ищи другую себе жену, а с нас не взыщи». Я не сказал, что она умерла. А ты был, что ли, при этом? — Он нахмурился, припоминая. — Не помню. Княжич ваш сам тогда отрок был, вон, как Гремяха.
— Но все так поняли, что она умерла... — тихо ответил Зимобор.
Да и как, в самом деле, еще надо было понять эти слова? На возвращение девочки тогда уже не было надежды, но полотеский посол не хотел уточнять, что ней случилось, потому что такое исчезновение можно приравнять к «дурной смерти», бросающей тень на весь род.
Зимобор уже не боялся, что Доброгнев его узнает, раз уж не узнал за все это время. Если воеводе вдруг почудится сходство нынешнего Ледича и того полузабытого семнадцатилетнего парня, которому он привез весть о пропаже невесты, то Зимобор легко мог объяснить это своим якобы родством с сыном Велебора через его мать.
Вот только... Зимобор вдруг вспомнил, что половинка разрубленного княгиней Светломирой обручального перстня так и висит у него на поясе, пришитая среди бляшек и подвесок. Хорошо, что под локтем ее почти не видно. Узнать тот давний перстень князь Столпомир способен еще меньше, чем самого Зимобора, но теперь эта половинка перстня казалась ему уж слишком красноречивым и ясным намеком. Убрать бы ее оттуда...
Гридница негромко гудела: более молодые только теперь узнали, что у князя вообще была дочь, а старшие припоминали веселую, миловидную девочку, 0 пропаже которой так сокрушались когда-то.
— Вот если бы это правда, дожить бы до такой радости! — Воевода Доброгнев опять потер глаза рукавом. Смерть Бранеслава, в котором он так много лет видел
— Ну, ладно, старик, погоди! — Князь Столпомир хмурился, чтобы самому не заплакать от нестерпимой боли, смешанной с надеждой на возрождение рода. — Погоди. Рано еще радоваться, может, спьяну мне все померещилось. Вот я теперь в святилище пойду! — объявил князь, встал и кивнул Зимобору: — Вы — со мной.
Хродлейв по пути во двор все подмигивал обоим товарищам и делал многозначительные, хотя и не слишком ясные, знаки бровями. Зимобор молчал, старался не подать вида, а сам с каждым мгновением приходил все в большее потрясение, понемногу осознавая, что все это может означать для него самого. Если она жива, действительно жива и вернется, его прежняя невеста, дочь Столпомира... Столпомир станет его тестем, и тогда возвращение в Смоленск будет делом нескольких недель. С такой поддержкой он легко одолеет и Избрану, и Буяра, и кого угодно.
Да, но ведь мать расторгла их обручение. Он уже ей не жених... От перстня невесты у него осталась только половина. Но половина же осталась! И даже если теперь для нее найдутся другие женихи, за ним, первым, кому отец ее обещал, останется преимущество...
Постой, а Дивина? Он ведь не только разорвал прежнее обручение, но обручился с тех пор с другой. И он по-прежнему помнил и любил Дивину, несмотря на прошедшие месяцы. У него редко когда выдавалось время о ней подумать, но ни одна девушка, ни в Полотеске, ни у варягов, даже сама прекрасная йомфру Альви, из-за любви к которой погиб Бранеслав, не могла и вполовину так увлечь и взволновать его, как девушка из городка, потерянного в порубежных лесах. Она ждала его — Дивина не могла обмануть, раз уж пообещала. И Зимобор знал, что непременно к ней вернется. Но... если у него будет возможность с помощью Столпомира занять смоленский престол, то лучше Дивине быть младшей женой смоленского князя, чем старшей — полотеского десятника.
А свой долг перед предками, начиная с князя Тверда, Зимобор видел в том, чтобы вернуться. Смерть Бранеслава только укрепила его решимость: он не хотел вот так же погибнуть где-то на чужбине и оставить свою землю сиротой. Он вернется. Но все семена, из которых растет наше настоящее и будущее, посеяны были в прошлом. И раз уж прошлое десятилетней давности неожиданно вернулось к нему, он должен был с ним разобраться и теперь жаждал разрешения этой загадки не меньше, пожалуй, чем сам князь Столпомир.
Святилище Велеса располагалось за пределами города, внутри горы над берегом Двины. Двор святилища, как широкое блюдо, нависал над обрывистым берегом реки, и отсюда разворачивался широкий вид на Дедово поле, где располагались сотни вытянутых курганов, больших и поменьше. Сейчас во дворе святилища было тихо и почти безлюдно. Оживленно здесь будет чуть позже, когда Полотеск начнет готовиться к праздникам окончания года. В первые дни серпеня, когда справляют праздники урожая, Велес похищает богиню Лелю и всю зиму держит ее в своем подземелье — тогда в святилище приводят самую красивую девушку, наряженную в уборы невесты, и оставляют там на ночь. В прежние времена «невеста Велеса» оставалась в святилище, не видя дневного света, до самой весны. А в совсем древние, как рассказывают, в дни окончания жатвы ее приносили в жертву, отсылая к Велесу на самом деле, и она не выходила из горы уже никогда...