Золотой сокол
Шрифт:
Далее рассказывалось, как Крив вырастил своих дочерей до возраста и отправился искать им мужей. Ехал он три дня и три ночи, и вот на утренней заре встретил он всадника на белом коне, ясного лицом, с белым плащом за плечами. «Куда держишь ты путь твой?» — спросил его всадник. Крив ответил, что ищет мужей для своих дочерей. «Я буду мужем старшей твоей дочери», — ответил Белый Всадник, и Крив указал ему дорогу к своему дому. Поехал он дальше, и в полдень встретил другого всадника. Тот ехал на красном коне, лицом был румян, а за плечами у него вился красный плащ. Он тоже спросил Крива о цели его пути и тоже вызвался взять в жены вторую его дочь. Дальше поехал Крив и на вечерней заре встретил всадника с лицом сумрачным
47
Изборск из перечисленных на самом деле наиболее древний: он имел городские укрепления с VIII века.
Слушая, Зимобор вспоминал Смоленск, погребение князя Велебора, все свои тогдашние мысли и чувства. Казалось бы, прошло всего полгода, совсем немного времени — но как сильно все изменилось! Даже войди сюда вдруг княжна Избрана, едва ли она узнала бы своего брата Зимобора в десятнике по имени Ледич, в одежде с чужими узорами, с варяжской серебряной застежкой плаща, с маленькой рыжеватой бородкой. Но сейчас он ненадолго стал прежним — перед ним стояли, как живые, все домочадцы Велеборова двора, бояре, кмети, челядь, знакомые лица посадских, чинно и торжественно сидевших за своим столом. Под звон бронзовых струн он унесся в какие-то дали, где все его предки, сколько их есть, собрались за столом в честь княжича Бранеслава — ведь у них были общие предки!
А рядом бормотали, делясь воспоминаниями, два хромых деда, один — из самых старых кметей, другой — из посадских, ходивший когда-то с ополчением, — оба давно не годные к службе, но из уважения приглашаемые на пиры.
— Я у князя всегда в разведке служил, — шамкал один, уже не помня, кому и сколько раз он об этом рассказывал.
— У меня тесть был в разведке, — подхватывал другой. — А у брата моего пасынок у радимичей погиб. Десятником...
— У меня два брата погибли... — отвечал первый, словно стараясь перещеголять товарища понесенными потерями.
Зимобор невольно прислушивался: ему было смешно это полубессмысленное бормотание, но он не мог не думать, что лет через сорок, если вдруг доживет, будет вот так же делиться подвигами молодости.
Он и не замечал, что почти все время, пока звучала песня, князь Столпомир рассматривал его, словно хотел прочитать мысли, которые сказание про Крива и его дочерей навеяло Ледичу. Не подавая вида, Столпомир никогда не забывал, что Ледич — не простой десятник. И в том, что именно у него на руках умер Бранеслав, его отец видел вовсе не пустой случай.
Когда песня была допета, Столпомир велел кравчему подозвать к нему Ледича.
— Хороша песня? — спросил он.
— Хороша, — несколько растерянно отозвался Зимобор, знавший ее, как и многие, почти наизусть.
— Про твоих ведь дедов?
— Про моих, про твоих. Все кривичи — Кривовы внуки.
— Ну, все, не все, а некоторым
— Князь Тверд.
— А у него?
— Князья Гремислав и Огнегост. Старший, Гремислав, погиб в битве, тогда престол принял Огнегост, его дядька по матери, и правил он тридцать лет. У него сыновей было трое: Твердислав, Благомир и Перунник, а еще дочь Благомила, — продолжал Зимобор, видя, что князь поощрительно кивает.
Так он перечислил все поколения днепровских кривичских князей, назвал, кто из них роднился с другими ветвями Кривовых потомков, включая князя Волебрана, который был их с Бранеславом общим предком в шестом колене. Князь Столпомир так же благосклонно кивал, а потом отпустил его, сказав:
— Ну, молодец, княжеский род знаешь.
Только вернувшись на место, Зимобор сообразил: он ведь считался родичем смоленских князей через свою сестру, ставшую княгиней, то есть предки нынешних князей не были его предками. Но и в том, чтобы знать княжеский род, ничего необычного не было, его знали все, кто вообще слушал сказания. Хотя и не все могли так связно пересказать.
Однако... Взяв со стола уже чистую косточку, он в задумчивости зажал ее в зубах. Теперь, когда у Столпомира нет прямых наследников, после его смерти Полотеск будет вынужден выбрать нового князя. Но выбирать можно только из мужчин знатных полотеских родов, желательно таких, чьи сыновья уже когда-то становились князьями. Он, Ледич, пришелец и всем здесь чужой, ничего такого требовать не вправе. И князь Столпомир это должен понимать. Но, леший его побери, зачем он тогда спрашивал о древних князьях? Так спрашивают отрока о его роде, вручая ему меч и признавая мужчиной.
Неужели предсказания Младины начинают сбываться? И она нарочно перерезала жизненную нить Бранеслава, освобождая место для него, Зимобора? Но думать так было противно, и Зимобор отбросил эти мысли.
До конца пира князь Столпомир больше ничего не сказал ему, только попрощался, когда пошел наверх, но Зимобор ушел в дружинную избу в тяжких сомнениях. Князь Столпомир то ли догадывался, то ли знал гораздо больше, чем должен был знать.
А наутро князь Столпомир спустился в гридницу с таким потрясенным, ошарашенным видом, что даже его мрачность отступила. За едой он ни с кем не разговаривал и не замечал, похоже, что он ест. Разглядев его необычное состояние, дружина, сидевшая за длинными столами, поумерила шум, и лишь немногие переговаривались вполголоса.
— Ему дурной сон приснился, — шепнул Зимобору Хродлейв, сидевший, как всегда, рядом. — Вот увидишь.
Он говорил на дикой смеси варяжского и славянского языков, и Зимобор часто переводил для него, что сам сумел понять.
— А ты откуда знаешь? — шепнул с другой стороны Радоня. Он очень гордился поездкой за море и старался с тех пор держаться поближе к Зимобору.
— У меня на это нюх, — охотно отозвался Хродлейв. — Если человеку снился дурной сон, то у него и утром на лице остается тень. И пока ему не растолкуют сон, эта тень не сойдет. У вас в дружине есть мастер толковать сны, а, Ледич?
— Это у нас считается женским занятием, — заметил Зимобор. — Я мало, что об этом знаю.
— А у нас это как раз самое подходящее занятие для мудрых мужчин. У нас у каждого уважающего себя конунга в хирде имеется толкователь снов. А если у конунга такого человека нет, то он всеми силами старается раздобыть. Это же очень важно. Если конунг неправильно истолкует свой сон, это изменит судьбу всей страны. Вдруг боги во сне приказывают ему начать войну или, наоборот, запрещают? Или указывают на время, когда может быть зачат великий будущий герой, или предостерегают от врагов, порчи, болезни? Все не так просто.