Золотой теленок (Илл. Кукрыниксы)
Шрифт:
— Сценарий! — крикнул Остап.
— Какой? — спросил завлит, отбивая твердую рысь.
— Хороший! — ответил Остап, выдвигаясь на полкорпуса вперед.
— Я вас спрашиваю, какой? Немой или звуковой?
— Немой.
Легко выбрасывая ноги в толстых чулках, завлит обошел Остапа на повороте и крикнул:
— Не надо!
— То есть как — не надо? — спросил великий комбинатор, начиная тяжело скакать.
— А так! Немого кино уже нет. Обратитесь к звуковикам.
Оба они на миг остановились, остолбенело посмотрели друг на друга и разбежались в разные стороны.
Через
— Сценарий! — сообщил Остап, тяжело дыша.
Консультанты, дружно перебирая рычагами, оборотились к Остапу:
— Какой сценарий?
— Звуковой.
— Не надо, — ответили консультанты, наддав ходу. Великий комбинатор опять сбился с ноги и позорно заскакал.
— Как же это — не надо?
— Так вот и не надо. Звукового кино еще нет. В течение получаса добросовестной рыси Бендер уяснил себе щекотливое положение дел на 1-й Черноморской кинофабрике. Вся щекотливость заключалась в том, что немое кино уже не работало ввиду наступления эры звукового кино, а звуковое еще не работало по причине организационных неполадок, связанных с ликвидацией эры немого кино.
В разгаре рабочего дня, когда бег ассистентов, консультантов, экспертов, администраторов, режиссеров, адъютантш, осветителей, сценаристов и хранителей большой чугунной печати достиг резвости знаменитого в свое время «Крепыша», распространился слух, что где-то в какой-то комнате сидит человек, который в срочном порядке конструирует звуковое кино. Остап со всего ходу вскочил в большой кабинет и остановился, пораженный тишиной. За столом боком сидел маленький человек с бедуинской бородкой и в золотом пенсне со штурком. Нагнувшись, он с усилием стаскивал с ноги ботинок.
— Здравствуйте, товарищ! — громко сказал великий комбинатор.
Но человек не ответил. Он снял ботинок и принялся вытряхивать из него песок.
— Здравствуйте! — повторил Остап. — Я принес сценарий!
Человек с бедуинской бородкой не спеша надел ботинок и молча стал его шнуровать. Закончив это дело, он повернулся к своим бумагам и, закрыв один глаз, начал выводить бисерные каракули.
— Что же вы молчите? — заорал Бендер с такой силой, что на столе кинодеятеля звякнула телефонная трубка.
Только тогда кинодеятель поднял голову, посмотрел на Остапа и сказал:
— Пожалуйста, говорите громче. Я не слышу.
— Пишите ему записки, — посоветовал проносившийся мимо консультант в пестром жилете, — он глухой.
Остап подсел к столу и написал на клочке бумаги: «Вы звуковик?»
— Да, — ответил глухой.
«Принес звуковой сценарий. Называется „Шея“. народная трагедия в шести частях», — быстро написал Остап.
Глухой посмотрел на записку сквозь золотое пенсне и сказал:
— Прекрасно! Мы сейчас же втянем вас в работу. Нам нужны свежие силы.
«Рад содействовать. Как в смысле аванса?» — написал Бендер.
— «Шея» — это как раз то, что нам нужно! — сказал глухой. — Посидите здесь, я сейчас приду. Только никуда не уходите. Я ровно через минуту.
Глухой захватил сценарий многометражного фильма «Шея» и выскользнул из комнаты.
— Мы вас втянем в звуковую группу! — крикнул он, скрываясь за дверью. — Через минуту я вернусь.
После этого Остап просидел в кабинете полтора часа, но глухой не возвращался. Только выйдя на лестницу и включившись в темп, Остап узнал, что глухой уже давно уехал в автомобиле и сегодня не вернется. И вообще никогда сюда не вернется, потому что его внезапно перебросили в Умань для ведения культработы среди ломовых извозчиков. Но ужаснее всего было то, что глухой увез сценарий многометражного фильма «Шея». Великий комбинатор выбрался из круга бегущих, опустился на скамью, припав к плечу сидевшего тут же швейцара.
— Вот, например, я! — сказал вдруг швейцар, развивая, видимо, давно мучившую его мысль. — Сказал мне помреж Терентьев бороду отпустить. Будешь, говорит, Навуходоносора играть или Валтасара в фильме, вот названия не помню. Я и отрастил, смотри, какая бородища — патриаршая! А теперь что с ней делать, с бородой! Помреж говорит: не будет больше немого фильма, а в звуковом, говорит, тебе играть невозможно, голос у тебя неприятный. Вот и сижу с бородой, тьфу, как козел! Брить жалко, а носить стыдно. Так и живу.
— А съемки у вас производятся? — спросил Бендер, постепенно приходя в сознание.
— Какие могут быть съемки? — важно ответил бородатый швейцар. — Летошний год сняли немой фильм из римской жизни. До сих пор отсудиться не могут по случаю уголовщины.
— Почему же они все бегают? — осведомился великий комбинатор, показывая на лестницу.
— У нас не все бегают, — заметил швейцар, — вот товарищ Супругов не бегает. Деловой человек. Все думаю к нему насчет бороды сходить, как за бороду платить будут: по ведомости или ордер отдельный…
Услышав слово «ордер», Остап пошел к Супругову. Швейцар не соврал. Супругов не скакал по этажам, не носил альпийского берета, не носил даже заграничных приставских шаровар-гольф. На нем приятно отдыхал взор.
Великого комбинатора он встретил чрезвычайно сухо.
— Я занят, — сказал он павлиньим голосом, — вам я могу уделить только две минуты.
— Этого вполне достаточно, — начал Остап. — Мой сценарий «Шея»…
— Короче, — сказал Супругов.
— Сценарий «Шея»…
— Вы говорите толком, что вам нужно?
— «Шея»…
— Короче. Сколько вам следует?
— У меня какой-то глухой…
— Товарищ! Если вы сейчас же не скажете, сколько вам следует, то я попрошу вас выйти. Мне некогда.
— Девятьсот рублей, — пробормотал великий комбинатор.
— Триста! — категорически заявил Супругов. — Получите и уходите. И имейте в виду, вы украли у меня лишних полторы минуты.
Супругов размашистым почерком накатал записку в бухгалтерию, передал ее Остапу и ухватился за телефонную трубку.