Золотой Теленок (полная версия)
Шрифт:
Илья Ильф
Евгений Петров
1931 год
Москва
Великий комбинатор
Роман
1 часть
Начата – 2 августа 1929 г.
Окончена – 23 августа 1929 г.
Глава первая
О том, как Паниковский нарушил конвенцию
Железнодорожный пейзаж одинаков во всем мире.
Подъезжая к Риму, путешественник видит точно такие же семафоры, какие запирают вход в Архангельск. Подтягиваясь к Самарканду, Чикаго,
Когда смешанный товарно-пассажирский поезд, беспокойно посвистывая и раскачиваясь, покинул узловую станцию Арбатов, единственный высадившийся на перрон пассажир посмотрел по сторонам с несколько ироническим любопытством. Он увидел то, что мог бы увидеть на подступах к Вене или Рио-де-Жанейро и что множество раз видел у ворот больших и малых русских городов.
Пассажир повернулся спиною к постылым железнодорожным деталям, щелкнул ногтем по станционному колоколу и, сопровождаемый ангельским звоном, вышел на площадь.
Такой площади путешественник не увидел бы ни в Риме, ни в Мюнхене, ни даже в Архангельске. Навстречу ему, с противоположного вокзалу края, шел гигантский мужчина, несший на плечах женщину, словно ворох белья. Мужчина осторожно погружал в жидкую грязь голые ноги. Так ходят по воде не умеющие плавать купальщики. Подойдя к вокзалу, гигант снял с плеч свою ношу и бережно поставил ее на ступеньку. Совершив этот человеколюбивый поступок и получив за него медную монету, гигант уселся на краю болота.
Пассажир, с интересом следивший за действиями человека-парома, вежливо снял фуражку с белым верхом, какую по большей части носят администраторы летних садов и конферансье, и сказал:
– А есть в городе, кроме вас, еще какие-нибудь перевозочные средства? Механические экипажи? Таратайки? Конно-железная городская дорога? Метрополитен?
– Ничего нету, – ответил верзила, подумав. – То есть извозчики есть. Это верно. Только сюда они не заезжают. Глубоко.
Через несколько минут дружественной беседы выяснилось, что в городе Арбатове есть даже и прокатный автомобиль, но в него уже два месяца никто не садится.
– Боятся, – сказал человек-паром с насмешкой.
Больше ничего от человека-парома приезжему добиться не удалось.
Он откозырял своему собеседнику и, помахивая саквояжем, вознамерился переправиться через площадь собственными силами. С брезгливостью кошки, которая боится промочить лапы, приезжий прошелся по краю великих грязей и отступил. Как видно, он дорожил своими столичными башмаками и белыми теннисными брюками, облекавшими его могучие плебейские ноги. Верзила следил за ним равнодушным взглядом.
– Значит, погибать? – сказал приезжий. – Что ж! Таковы суровые законы жизни. Гражданин! Считайте меня своим клиентом!
– Поедем? – спросил человек-паром, оживляясь. – Две копейки перевоз. И за сундучок копейку.
– Это за ручной-то багаж? Копейку? Ну ладно, ладно, вези.
Взбираясь на скользкие каменные плечи верзилы, приезжий озабоченно осведомился:
– Горючего хватит?
Верзила вдруг захихикал и, прижав к животу ноги пассажира, поскакал через болото. Пассажир клонился то влево, то вправо, оберегая брюки от трефовых грязевых шлепков.
– Эй ты, корабль пустыни! – кричал он. – Потише! Не пассажиры для транспорта, а транспорт для пассажиров!
Смущенный этими высокопарными возгласами, арбатовский корабль пустыни замедлил ход. Это позволило пассажиру спокойно оглядеться.
Он увидел городок, поместившийся в зеленых рощах, увидел десятка полтора серых, голубых и красно-белых звонниц, бросились ему в глаза золотые с чернью церковные купола и флаг клубничного цвета, трещавший над официальным зданием. Удовлетворенный осмотром, он снова обратился к своему экипажу:
– Ну, тащися сивка пашней десятиной, выбелим железо о сырую землю!
И уже на сухом берегу, именовавшемся Бульваром Молодых Дарований, приезжий воскликнул:
– За неимением передней площадки схожу с задней. В Москве за такие штучки виновного предают огненному погребению, но у вас, я думаю, такого делячества еще не наблюдается.
На этом он и расстался с арбатовским рикшей, выдав ему весь наличный капитал – двенадцать копеек.
Почти на всех скамьях Бульвара Молодых Дарований сидели одинокие девушки с раскрытыми книжками в руках. Лоскутные тени падали на страницы книг, на желтые локти и на трогательные провинциальные челки. Когда приезжий вступил в прохладную аллею, на скамьях произошло некоторое движение. Девушки, прикрывшись книгами Ляшко, Бичер-Стоу и Сейфуллиной, бросали на приезжего трусливые взгляды. Он проследовал среди бульварных читательниц парадным шагом и вышел к зданию горисполкома. Через две минуты он уже стучался в дверь кабинета председателя.
– Куда? Куда, товарищ? – спросил его секретарь, сидевший за столом, рядом с дверью. – Вам зачем к председателю? По казенному делу или по личному?
Если бы приезжий был неопытным визитером госучреждений, он, вероятно, поспешил бы заявить, что прибыл по срочному казенному делу. Но он был человеком дошлым и точно знающим систему обращения с секретарями правительственных, хозяйственных и общественных организаций.
– По личному, – сухо сказал он, не оглядываясь на секретаря и засовывая голову в дверную щель. – Здравствуйте, товарищ председатель.
И очутился с глазу на глаз с председателем горисполкома.
– Вы меня узнаете?
Председатель, черноглазый, большеголовый человек в синем пиджаке и таких же брюках, заправленных в сапоги на высоких скороходовских каблуках, посмотрел на посетителя довольно рассеянно и заявил, что не узнает.
– Неужели не узнаете? А между тем многие находят, что я поразительно похож на своего отца.
– Я тоже похож на своего отца, – нетерпеливо сказал председатель, – вам чего, товарищ?
– Принимаю ваши слова, как отдаленное приближение к шутке, – быстро ответил посетитель. – Я сын лейтенанта Шмидта.