Золотой тупик IV
Шрифт:
– Хлеб! Хлеб! Хлеб – по пятьдесят рублей!
Эдди с интересом глянул на него, думая: «Пожалуй, инфляцию уже можно отнести к тяжёлым психическим заболеваниям».
А вслед за мужчиной в купе, хватаясь за дверной проём, чтобы не упасть, ввалилась пьяная «Мисс Ставрополье», чуть не приземлившись мимо скамьи. Сосед глянул на попутчицу, на её ботфорты выше колен и задумчиво почесал затылок. Эдди решил помолчать, смотрел на Лилию с фальшивым восхищением.
– А такие вот рыбацкие сапоги, как твои, я за двадцать тысяч на базаре видел. Двадцать тысяч, с ума сойти! – сказал больной
Мисс икнула.
– Звиняйте, господа. Эти рыбацкие сапоги я за долляры покупала, старче, а сколько в рублях будет я не рублю.
– Доллары! – возмущённо и гневно вскричал её сосед. – Кто их видел, доллары эти?!
– Деньги, как деньги, – зевнула и улыбнулась мисс Эдди, —а я тебя, где-то видела, только не помню где.
– Боже, да это ты, несравненная Лилия?! Я тебя боюсь, ты меня преследуешь? Мы с тобой ехали в одном купе, дорогая, в Москву, – толкнул Эдди локтем бухгалтера, уже давно смотревшего зачарованно в глубокий мысок на аппетитной груди мисс. Представь, и в столице я тебя видел. Как очередной конкурс прошёл? Поклёвка в таких сапогах хорошая была? Побила конкуренток?
– Одной стерве старой фингал засандалила, – хохотнула мисс, – не понравилось ей, как я говорю. Чё не так? Говорю, как все. Та ну их, тощих селёдок: всё куплено было, малыш, своих проталкивали, шлюшек столичных.
– Крутой у тебя анабасис выходит, Лилия, без компаса и карт, за какой-то месяц несколько тысяч километров покрыла. На Восток теперь? Азию покорять, Кавказ…
Румяный не дал ему окончить. Драматично вытянув к нему руку, он пылко выдохнул:
– Семьдесят пять тысяч телевизор!
Глянув на него задумчиво, Эдди сказал:
– Вселенная возникла в результате флуктации физического вакуума в точке сингулярности.
– А там и в Японию, может быть, покоришь, – продолжил он разговор с мисс.
– Домой еду. Устала я от этих конкурсов. У вас выпить чего-нибудь есть? – до хруста потянулась Лилия.
– Только чача осталась.
– Давай чачу, – согласилась мисс.
Не моргнув, она выпила пол стакана, закусила лимоном и, пробормотав: «Я покемарю малость», отвалилась спиной на стенку.
Эдди повернулся к бухгалтеру, не сводившего глаз с заснувшей мисс, подмигнул.
– Проняло? Надоела холостяцкая жизнь?
Бухгалтер вздрогнул, отвёл взгляд.
– Магия какая-то. Формы, однако…
– Уверяю вас, дружище, эти формы будут расти, как тесто. Через год-три она превратится в Данаю местного разлива.
Розовощёкий старик, задумчиво глядевший в окно, ожил, проговорив:
– На тысячу купил пять пар носков. На тысячу!
Эдди строго глянул на него:
– Субъективная сторона объективного восприятия материального мира через духовные практики астрального тела ведёт к полной иллюзии причастности своего эго к высшему проявлению метафизического начала через конец его отрицания в стадии принятия всего сущего в этом мире на веру что ведёт в итоге…
Не докончив, он выдохнул:
– Фу-у -у… ферштейн?
Старик с интересом глянул на него.
– Иностранец?
– Пожалуй, да, – кивнул Эдди.
– Немец?
– Наполовину швед.
– И почём у вас хлеб?
– Одна крона.
– Это на наши сколько будет?
– Порядка двадцати копеек, думаю.
– Вот это да! Как в СССР.
– О, да. У нас социализм. Капиталистический социализм.
– А яйца? – с загоревшимися глазами вопрошал попутчик, зарумянившись сильнее.
– Одна крона яйцо.
– Как же так? Хлеб – крона и яйцо крона. Это ж десять крон за десяток, однако!
– У нас произошёл страшный куриный мор, что и привело к таким ценам.
– Беда. А носки?
– Одна крона десять пар. Мы их не стираем, выкидываем.
– Ещё бы! Десять пар по цене буханки хлеба. Живут же, черти!
Бухгалтер еле сдерживал смех. Призывно гуднув, поезд тормозил у станции Невинномысская.
– Разбудите даму, ей выходить, – сказал Эдди старику. Тот погладил мисс по плечу.
– Подъём, барышня-красавица, нам выходить.
Мисс открыла глаза поправила причёску и симметрию груди, сонно глянула в окно.
– Щас борщеца домашнего, сальца и у койку, – потянулась она.
Расстроенный инфляцией попутчик выходил с ней. Из прохода донёсся его голос:
– Представляешь, у шведов хлеб стоит одну крону, это двадцать копеек.
Эдди с бухгалтером облегчённо выдохнули.
Совсем скоро показался седоголовый Машук, поезд подходил у Пятигорску. Пассажиры шумно одевались, доставали свои баулы, чемоданы, собираясь, наконец, ступить на земную твердь. Оделись и Эдди с бухгалтером.
Глава XXXIV. Долг платежом прекрасен, или Куры денег не клюют.
Виктор встречал друга, тиская его в медвежьих объятьях, он тараторил:
– Эдос, Эдос, у меня сын. Сын! Вникаешь? Такое чудо, он такой красивый. Ангел!
Он потащил друга к машине, усадил, протянул шкалик коньяка. Быстро набрав скорость, продолжил восторженно:
– Эдос! Если бы ты знал, как долго мы с Маришей пытались его сотворить. По врачам ездили, в монастыри, к каким-то бабкам. И вот случилось – у меня сын, маленький Эдька! Прикинь, я судьбу свою сиротскую победил, я отец, у моего сына есть семья и фамилия, у меня будут внуки с фамилией Банников!
Эдди, смеясь, постукивал друга по плечу:
– Тише, тише, не гони, отец и будущий дедушка, дорога скользкая, тебя сын с женой ждут.
Похорошевшая и похудевшая Марина, прижала Эдди к себе, провела в спальню, прижимая палец к губам. Малыш спал со скорбным личиком, еле слышно звучал магнитофон с записью диска битлов «Abbey road». Виктор обнял Эдди и Марину:
– Я хочу, чтобы он слушал с первого дня то, что мы слушали с тобой, Эд. Идём, идём, дружище, мы должны выпить за здоровье маленького Эдика, – прошептал Виктор и опять стиснул друга.