Золотой век
Шрифт:
На этот раз Вальковский приехал не с пустыми руками, а привез Ольге золотой массивный браслет с крупными бриллиантами; больших трудов стоило ему упросить Ольгу, чтобы она приняла этот подарок.
На этот же раз пан Казимир стал восхвалять Ольге ее редкую, чарующую красоту.
Ольга с неудовольствием остановила важного пана такими словами:
— Я вас прошу, пан, подобного мне никогда не говорить!
— Как, вы запрещаете мне восхвалять вашу красоту? — чуть не с удивлением
— Да, запрещаю.
— Но это, Ольга Даниловна, несправедливо, я должен не только восхвалять вашу дивную красоту, но даже преклоняться перед нею, что я и делаю, — при этих словах пан Казимир Вальковский опустился на колени перед молодой женщиной.
— Что вы, пан, делаете, что делаете?
Ольга была в большом смущении.
— Преклоняюсь перед вашей красотой.
— Встаньте, встаньте.
— Нет, нет, я должен на коленях вымаливать вашу любовь…
— Мою любовь… Да вы, пан, с ума сошли, — моя любовь принадлежит мужу.
— Уделите мне хоть частицу вашей любви, и все свое несметное богатство я сложу у ваших чудных ножек. Я окружу вас сказочной роскошью, таким великолепием, что вам станут завидовать все женщины в мире.
— Из ума вы выжили, пан, на старости лет, что вздумали покупать мою любовь богатством да роскошью… Повторяю, моя любовь принадлежит, мужу… Да встаньте же, вельможный пан, чего вы по полу ползаете… Ну, мой муж в таком виде вас застанет… Да вон он, легок на помине, — почти весело проговорила молодая женщина, показывая рукою на дверь.
А в дверях стоял бледный как смерть Серебряков.
XXIX
— Как… вы… вы были здесь? — с большим смущением проговорил пан Вальковский, быстро вставая с колен.
— Да, я был здесь и видел, как вы, ясновельможный пан, перед моей женой стояли на коленях, — мрачно и насмешливо ответил Серебряков.
— Ольга, объясни, что все это значит? — обратился он к жене.
— Не спрашивай, Сергей, после, после я все расскажу тебе.
— Зачем после, я хочу, чтобы ты мне сейчас сказала, пояснила, зачем этот пан стоял перед тобой на коленях? — возвышая голос, проговорил Серебряков.
— Он сказал, что любит меня.
— А как думает ясновельможный пан Казимир Вальковский, честно ли он поступил, сказав замужней женщине, что он ее любит?.. Честно ли это, пан?
— Я… я готов вам дать…
— Что, что дать?
— Что дают в таких случаях? — удовлетворение.
— Удовлетворение, вот что…
— Я предоставлю вам право выбрать оружие.
— Спасибо, спасибо, вы очень добры, пан… Но только я отказываюсь…
— Как, вы отказываетесь от дуэли? — с удивлением вскрикнул Казимир Вальковский.
— Да, да… отказываюсь… Не подумайте, пан, что я трушу… Я только не хочу рисковать своею жизнью.
— Вот что… Но я должен же дать вам какое-нибудь удовлетворение. Вы, вы, государь мой, вправе требовать с меня чего хотите…
— Хорошо. Я потребую у вас, чтобы вы навсегда бросили ухаживать за моей женой… ведь Ольга не подавала вам повода, не так ли, пан?
— О, разумеется, разумеется…
— Итак, пан, вы дадите мне слово перестать ухаживать за моей женой.
— Даю, даю, — несколько подумав, ответил Казимир Вальковский.
— Честное слово?
— Да, да, честное, панское.
— Это еще не все, пан.
— А что еще вам надо?
— Мне и моей жене надо, чтобы вы, пан Казимир Вальковский, месяца на два, на три уехали из Киева.
— Зачем же, государь мой, вам это?
— Нам так надо, пан… Ведь вы сами же сказали, что все готовы исполнить по-моему. А я требую, кажется, у вас очень немногого…
— Хорошо… я… я уеду. Еще чего вы хотите?
— Последнее, пан, это оставить сейчас же наш дом, — голосом, не требующим возражения, проговорил Серебряков.
— Я… я сейчас уйду, но мне не хотелось бы уезжать, не объяснившись с вами.
— Какое же еще объяснение… Уходите. Прощайте.
Сконфуженный и растерянный пан Казимир Вальковский поспешил оставить домик Серебряковых.
Он был рад, что так дешево отделался от большой неприятности, и ругал свое увлечение.
«Нет, довольно, пора оставить все эти шашни, пора перебеситься. Вот влопался-то, ведь за это можно поплатиться жизнью. А муж красотки или струсил, или просто не нашел для себя удобным выходить со мною на дуэль. Надо выполнить данное слово и уехать на время из Киева… Да, да, я уеду», — так рассуждал сам с собой пан Вальковский.
И точно он сдержал свое слово — уехал из Киева в одно из своих богатых имений, пробыл месяца три и, когда, по прошествии этого времени, вернулся в свой дом, то первым делом пана Вальковского было узнать про своих молодых соседей или скорее про красавицу Ольгу; о ней он спросил у своего домоправителя.
— Ни соседа, ни его жены давным-давно нет, ваша ясновельможность, — с низким поклоном ответил пану Вальковскому домоправитель.
— Как нет! Куда же они девались? — меняясь в лице, воскликнул пан Вальковский; он все еще не забыл редкую красоту своей соседки; три месяца отлучки из Киева нисколько не потушили его любовного жара.
— Уехали, ясновельможный пан.
— Куда, куда уехали?
— Вот этого, как я ни старался, никак не мог узнать…