Золотой век

Райт Джон К.

Несколько Наставников поморщились от отвращения; вероятно, в прежние времена так же реагировали лорды и принцы, когда оборванный нищий, босой и немытый, вдруг появлялся в бальном зале. На всех лицах читалась одна и та же мысль: даже самые бедные из бедных могли бы принять более пристойный облик, так как могли обратиться за помощью к благотворительным организациям или к коллективным разумам, если больше негде взять. Кто же этот бедолага?

Тихий голос, потрескивающий разрядами статического электричества, раздался из шлема. В передаче звука перспектива также была нарушена: казалось, что голос исходит одновременно с разных сторон, без вибрации, без акустики. Лица под шлемом

не было.

– Наставники, владыки Колледжа, позволено ли мне говорить? Прошу простить мне мою медленную, негладкую речь. Я призрак Диомеда из Нериад, когда-то меня звали Ксингис. Диомед Изначальный из пространства за Нептуном передает свои мысли через меня, это далеко, и поэтому сигнал идет несколько часов, прежде чем достигнуть этого зала. Он не смог послать сюда весь свой разум, я – его парциал. Он не знает, что я сейчас говорю, он узнает это лишь спустя несколько часов, когда сигнал достигнет пространства за Нептуном. Поэтому мне придется своим слабым, несовершенным умом предугадывать его мысли.

Ему пришлось потратить последние свои средства на то, чтобы отправить меня сюда. Мои мысли никогда не сольются с его разумом, если только не найдется кто-то, кто согласится оплатить пересылку моего сигнала за миллионы миль во Внешнюю окраину Нептуна. У меня нет здесь хранилища, скорее всего я умру, и меня сотрут, как только мой счет иссякнет. Станете ли вы меня слушать, джентльмены?

Асмадей Бохост из Протестантского поместья выкрикнул:

– Нас впечатлили твои страдания. Говори!

– Асмадей, замолчите! – сказал Цичандри-Манью. – Ваши шуточки наносят ущерб нашему престижу, оскорбляют достоинство Колледжа. Парциал Диомеда, продолжайте, прошу вас. Мы внимаем вашим словам.

– Я скажу, – продолжил Диомед. – Фаэтон – спаситель для жителей Нептуна. Если на других звездах появятся подходящие для жизни миры, мы могли бы первыми заселить их. Для нас бессмертие – золотая клетка. Кто из вас решился бы лететь за пределы Ноуменальной ментальности? За пределы действия софотеков? Туда, где возрождение невозможно? Кто, кроме Фаэтона? Кто? Туда можем полететь мы, нептунцы. Послушайте. – Тень подняла слабую руку. – Вы счастливые дети богатого мира, вас окружает роскошь и власть с самого рождения и до конца ваших дней. Мы же, живущие во тьме, не видим дня и не дышим. Ресурсы наши скудны, и быт наш убог. Однако наша бедность дает нам свободу, какую вы знаете лишь на маскараде. Все наши мысли принадлежат нам, наша неприкосновенность личности абсолютна.

Затворник или холодный герцог при желании располагать собственным королевством может просто найти астероид или голову кометы где-нибудь в межзвездном мраке, запустить наномашины и вырезать изо льда кого только пожелает, любые формы жизни. Из собственного тела он может создать себе подданных, соорудить хрустальные сады, виртуальные образы. Пользуясь только своим разумом, он создаст собственный псевдоинтеллект или подструктуру, чтобы препоручить ей управление владениями. Развлечения, доступные в этих одиноких королевствах, – это расстройство сознания и самоубийства, а также простенькие черно-белые симуляции. Да и само королевство состоит лишь из одного человека, который создал свои копии, парциалов, клонов или гарем. А для создания всего этого ему всего-то и нужно немного энергии и шаблоны.

Призрачная безликая фигура повернулась налево, направо, как будто что-то обдумывая, словно Диомед изучал реакцию аудитории.

– Вам неприятно слышать все это? Все это внушает вам отвращение? Вы состоятельные люди. Вы можете позволить себе чувства. У многих из нас этого нет, поскольку мы не в состоянии оплатить железы или

средний мозг, необходимые, чтобы испытывать чувства. Вам было бы неприятно жить в доме, построенном из вашего собственного тела, в окружении детей-клонов, созданных из информации вашего мозга. Мы же кочевники, и мы не можем позволить себе разделять тело и механизмы. Все, что не может уместиться на небольшой информационный шаблон, будь то друзья, или семья, или что бы то ни было еще, должно быть отринуто. Недостаточно у нас запоминающего пространства, чтобы хранить наши личности отдельно друг от друга. Когда в вашем компьютере кончается свободное место, а ваш караван должен перейти с исчерпавшего свои ресурсы айсберга в другое место, вы, наверное, согласитесь, что лучше превратиться в собственного друга и думать его головой, чем оставить его на верную смерть.

Да, смерть! Потому что смертей у нас предостаточно, а вы, счастливцы из Внутреннего мира, давно забыли, что это такое. Машин Орфея мало, они расположены далеко друг от друга, некоторые хранилища памяти затеряны в ледниках, в покинутых селениях или на гиперболических орбитах.

Сократ, сидевший в первом ряду, произнес:

– Всякий, кто живет вне городов, в глуши, где нет людей, у кого нет законов и цивилизации, должен быть либо животным, либо богом.

Диомед ответил тихим, сиплым прерывавшимся голосом:

– Или быть человеком, будучи одновременно и богом, и животным. Живя во Внутреннем мире, вы забыли боль и смерть, борьбу и радость успеха, надежды и поражения, работу, горе и радость. Вы уже не люди больше. Технология сделала вас богами. Даже притворяясь людьми, вы все равно остаетесь богами.

– И у нас в жизни есть боль, – вмешался Гелий. – Слишком много боли.

– С полным уважением к тебе, бог Солнца, должен возразить. Ваша боль по сравнению с нашей – ничтожна.

Фаэтон все это время вспоминал, что он знает о Диомеде.

Они впервые встретились двести пятьдесят лет тому назад: у Ксингиса, как тогда его называли, были авторские права на палеомнемоническую реконструкцию предкомпозиции, называвшейся Экзо-Альфонс Рейм (а по современным нептунианским нормам – Ксилофоном).

Ксилофон провел первые исследования по плотности частиц, изучал условия космоса между местными звездами. Он был одним из конструкторов автоматических зондов для исследования темного вещества. Фаэтону нужна была метеорологическая информация для своего проекта. Если «Феникс Побеждающий» разовьет скорость, близкую к световой, облака разреженного газа в межзвездном пространстве станут твердыми, как кирпичная стена, возрастет относительная масса даже слабо взаимодействующих частиц (нейтрино и фотино), и они будут воздействовать на барионное вещество. Теория Ксилофона могла предсказывать приливы и отливы темного вещества в межзвездном пространстве, исходя из условий, существовавших в галактике при изначальной конденсации; во время приливов и отливов будут образовываться чистые зоны, свободные от темного вещества, пустые участки космоса, полеты в которых будут безопасны.

Диомеду очень хотелось поделиться информацией. Его захватила идея колонизации звезд. Все лучшие композитные телескопы находились в транс-нептунском пространстве: деньги Фаэтона, которые поступали через Диомеда, полностью изменили местную экономику. Вокруг района, где изготавливались зонды и запускались в космос модели «Феникса Побеждающего», выросли целые поселения, созданные компанией. Возникли они и вокруг тарелок радиотелескопов, заняв десятки миль в диаметре. Станции плавали в полной тишине, вдали от радиопереговоров внутри Солнечной системы и слушали сигналы, поступавшие от зондов.