Золотые Антилы
Шрифт:
С подобным же, хотя и несколько меньшим недоверием встретили рассказ о живущем на границах Гвианы племени индианок. Здесь опять же повторялась старая легенда из седой древности, хотя Рэли в этом случае обезопасил себя предупреждением, что он лишь слыхал об амазонках от индейцев, сам же их не видел. Вполне возможно, что индейцы пытались как могли рассказать Рэли о каком-то сохранившем матриархат племени, жившем в джунглях, он же, разумеется, не устоял перед искушением пересказать эту историю на свой манер. Согласно «Открытию», амазонки каждый год в апреле устраивают великую оргию для продолжения племени. На нее приглашаются мужчины из соседних племен. Самых мужественных гостей избирает в любовники амазонская царица, а рядовым членам племени достаются менее внушительные самцы. Затем целый месяц они «пируют, пляшут и пьют без меры, когда же пройдет месяц, они (мужчины) отправляются восвояси». Результат этих празднеств очень важен для амазонок, потому что «если они понесут и родят сына, то возвращают его отцу, если же дочь, то воспитывают ее и лелеют, и те, у кого родилась дочь, посылают зачавшему ее дар, ибо желают умножить свой пол и род». В более осмотрительном примечании Рэли предостерегал, что, если мужчина забредет в царство амазонок без приглашения, его поначалу используют для продолжения рода, «но под конец непременно… предадут смерти, потому что они (амазонки), как говорят, весьма жестоки и кровожадны». Иллюстрируя эту мысль, издатели «Открытия» с удовольствием вставили картинку, где амазонские женщины расстреливают из луков нарушителей границы, которых изловили и подвесили за ноги на ветви дерева.
Эта несколько пряная история о любовных пирах была изложена с необыкновенной откровенностью, ведь Рэли рассчитывал предложить ее вниманию королевы и произвести на нее впечатление, а ни для кого не было секретом желчное отношение Елизаветы ко всему, связанному с сексом. По всему «Открытию» разбросаны льстивые упоминания о «королеве-девственнице», ее чистоте и ослепительном очаровании и тому подобных достоинствах. В одном месте Рэли даже рассказывает с полной серьезностью забавную историю об индейцах, которым так полюбилось изображение королевы, что он вынужден был раздать блестящие двадцатишиллинговые монетки, на которых был отчеканен ее портрет.
Несмотря на все промахи, преувеличения и «изюминки», «Открытие» вполне заслужило выпавший ему успех. За первым изданием, подготовленным в спешке и изобиловавшим опечатками, в том же году последовало второе. Три года спустя появился сокращенный перевод на латынь. Он вышел на континенте, где сухость ученого языка щедро скрашивалась несколькими нескромными иллюстрациями. Ведущие издатели литературы о путешествиях того времени, Хаклюйт и де Бри, оба включили «Открытие» в свои собрания. В Германии на книгу был такой спрос, что не менее трех изданий вышло в 1602 году, а голландское издание перепечатывалось пять раз.
Все же, несмотря на эти успехи, Рэли понимал, что его «Открытие» не достигло главной цели: не убедило финансистов и Тайный совет Англии собрать большой флот для колонизации, о чем он умолял. Хуже того, сама королева не проявила ни проблеска интереса. В том, что значило больше всего, «Открытие» перешагнуло тонкую грань, отделяющую трезвый доклад о колониальном потенциале Гвианы от безудержного восхваления Золотых Антил. «Открытие», по самому характеру автора, более подходило для романтизации Ориноко, нежели для ее колонизации. Уильям Шекспир, возможно, почерпнул на его страницах воспоминание Отелло об «антропофагах и людях с головами ниже плеч», а его чудовище Калибан, возможно, шутливая аллюзия рэлиевского индейца-«каннибала». Однако в глазах политиков Гвиана осталась полумифической страной, где, согласно «Открытию», земля «зеленеет травами, пески столь плотны, что пешком и на лошади ступать по ним можно без труда, олени выходят на каждую тропу, птицы на каждом дереве вечерами выпевают тысячи различных напевов, цапли и журавли, белые, багряные и розовые, стоят по берегам рек, воздух же освежает ласковый восточный ветер, а каждый камень, за каким мы нагибались, обещал своим цветом золото или серебро». Перо Рэли слишком успешно творило легенду и сулило исполнение желаний. Он был странствующим сказителем, побывавшим в земном раю и вернувшимся воспевать его сокровища и радости. Его сказка о Золотых Антилах бесспорно очаровала тех, кто путешествует, не покидая кресла, кто читал его «Открытие» у камина и не ведал, сколько в нем ошибок, но те, кто творил политику Англии, только улыбались «диким выдумкам» и подсчитывали устрашающие расходы на проект колонизации, который пытался всучить Рэли. Учитывая их скепсис, представляется особенно удивительным, как Рэли, осведомленный о мрачной действительности страны, мог еще раз рискнуть жизнью, вернувшись к трудностям и разочарованиям экспедиции на Ориноко.
Глава 5. Снова Рэлиана
Второе и последнее путешествие Рэли на Золотые Антилы было столь омрачено недобрыми предзнаменованиями, что в нем видится нечто жуткое, почти самоубийственное. Главное действующее лицо драмы двигалось, словно марионетка, и как подобает герою истиной трагедии, шло по предопределенному пути, никак, по-видимому, не связанному с происходящими вокруг событиями. По опыту зная, с какими препятствиями ему придется столкнуться и какое феноменальное везение потребуется, чтобы добиться успеха, Рэли проявил тем не менее совершенную безучастность. Когда стало ясно, насколько неудачно все складывается для его предприятия, он не сделал попытки изменить планы или хоть как-то увеличить шансы на победу. Он слепо шел вперед, а вернувшись наконец домой и оставшись без друзей, как будто с облегчением встретил одиночество поражения, давшее ему возможность спокойно подыскивать оправдания для провала в деле, с самого начала представлявшемся почти безнадежным.
Шестнадцать полных событиями лет отделили первое карибское плавание Рэли от второго, и многое изменилось за это время. Сам Рэли сильно постарел, не только телом, но и душой. В шестьдесят четыре года он называл себя «человеком старым и удрученным горестями, которого скоро освободит смерть». Он хромал от раны осколком снаряда, полученной в морском сражении при Кадисе в 1596 году, и все чаще страдал от приступов лихорадки, фурункулов и жестокой головной боли. Все это не притупило его живого воображения, а вот непоседливость молодости исчезла. Он уже не бросался от одного замысла к другому с прежней порывистостью и не прочь был потратить больше времени на меньшее количество проектов. Такая терпеливость далась ему ценой жестоких уроков. В глубине души Рэли оставался поэтом, алхимиком, политиком и авантюристом одновременно, но ему коротко подрезали крылья — тринадцать лет, предшествующих второй гвианской экспедиции, он провел пленником в лондонском Тауэре.
Судьба Рэли, как всегда, была тесно связана с политикой его страны. В 1603 году, по смерти королевы Елизаветы, на английский трон взошел Яков I, и смена властителя резко изменила жизнь Рэли. Заботливо накопленные им монополии, привилегии и поместья при новом хозяине стали уплывать из рук. Появились новые фавориты, сменилась партия у власти — и Рэли не попал в число счастливцев, приближенных к трону. В предыдущее правление Елизавета являлась опасной загадкой, она правила двором, искусно уравновешивая соперничающие фракции и умеривая соперничество непредсказуемыми женскими капризами. На первый взгляд Яков казался очень на нее похожим. И он играл соперничающими партиями и позволял себе совершенно непредсказуемые прихоти. Но по характеру — смесь самолюбия и уклончивости, ума и осторожности — Яков оказался неспособен властвовать так твердо, как его более искусная предшественница. Он склонен был на время ускользать из-под влияния людей с сильным характером и выступать против прежних советчиков. Поэтому политика его колебалась от одной крайности в другую, и эти перепады настроения оказывались смертельно опасными для тех, кто был посвящен в государственные дела. Честолюбцы, которых ничто больше не сдерживало, получали большую власть, чтобы вредить друг другу, и человек, подобный Рэли, неизбежно оказывался в уязвимом положении.
Всего через несколько месяцев после смерти Елизаветы Рэли был арестован по обвинению в государственной измене и участию в заговоре против Якова. Заговор существовал в действительности, и Рэли был лично знаком со многими из заговорщиков, но сам он почти наверняка не принимал участия в их планах. Однако его невиновность никого не интересовала: настоящая вина сэра Уолтера заключалась в том, что во главе королевского совета теперь стояли его враги, желавшие убрать его с дороги. А потому, по решению запуганных присяжных, он был приговорен к смерти и, помилованный в последний момент, отправлен остужать пылкое честолюбие в Тауэр. По иронии судьбы, наибольшую роль в его падении сыграл Роберт Сесил — человек, которому он посвятил свое «Открытие».
Несмотря на столь тяжелый удар судьбы, Рэли не отказался от мечты об английской колонии на Золотых Антилах. До конца жизни Елизаветы он упорно отстаивал достоинства Гвианы и просил предоставить флот для колонизации открытых им земель. Однако Англии отчаянно не хватало кораблей для борьбы против Испании, да и сам Рэли был нужнее здесь, чем в погоне за воздушными замками на Золотых Антилах. Тогда Рэли попытался заинтересовать шведов, чтобы те одолжили ему флот для гвианского предприятия; когда же и из этого ничего не вышло, он терпеливо продолжал за свой счет посылать суда в дельту Ориноко каждые два года, чтобы не потерять контакт с туземцами.
В 1596 году, когда сам Рэли участвовал в войне с Испанией, он отправил Лоуренса Кеймиса, того капитана, который с шестью мушкетерами повидал якобы золотую гору Путиймы, на тщательно продуманную рекогносцировку. Кеймис получил два задания: он должен был изучить береговую линию к югу от устья Ориноко, чтобы выяснить, не впадает ли там в море другая река, которая могла бы открыть дорогу в глубь страны, за горы Гвианы к озеру Эльдорадо; и он должен был повторно посетить водопады Карони, чтобы собрать побольше образцов золотоносной породы для анализа. Первое задание было выполнено без особых осложнений. Капитан Кеймис обследовал побережье и узнал от индейцев, что река Эссекибо, возможно, ведет к Эльдорадо, поскольку ее источник лежит якобы в дне пути от озера Золотого человека. А вот снова побывать на Карони не удалось. В трех милях ниже водопадов Кеймис обнаружил маленький испанский форт, построенный, чтобы не пропускать чужаков вверх по течению. Более того, испанские солдаты, по всей видимости, обосновались там надолго: они не поленились расчистить участок леса и выстроить поселок из двадцати хижин, огороженный частоколом и стратегически расположенный так, что артиллерия перекрывала путь по реке. У Кеймиса не было ни приказа на штурм, ни сил его осуществить, а потому он тихо отступил, полагая, что испанское укрепление охраняет открытые для разработки залежи золота. На деле испанцы вовсе не добывали золото. Они, как петухи на навозной куче, продолжали копаться в устье Карони в поисках россыпей, которые, как они полагали, привлекли Рэли в Гвиану. Так что испанцы и англичане полагались друг на друга, и каждый подозревал противную сторону в том, что она открыла богатства Гвианы или хотя бы место расположения золотых россыпей. Миф о золоте Антил, и без того достаточно соблазнительный, обогатился новыми элементами благодаря прямому соперничеству двух стран. Кеймис, ушедший с Ориноко без единого выстрела, возвратился в Англию в полкой уверенности, что золото в «Рэлиане», как в честь томящегося в темнице патрона он назвал бассейн Ориноко, существует.