Золотые апостолы
Шрифт:
– Еретник?
– Во! И люди так говорили, а я забыла. Ходит, нечистик, зубами скрежещет, а поймает кого – так сразу грызть! Люди, как стемнеет, из хат не выходили. Мужики хотели на кладбище пойти, откопать – и осиновый кол ему в сердце! Кинулись – а гроба нет! Выкопали…
– Кто?
– Родня его из Софьевки, – махнула рукой хозяйка. – Кто ж еще? Перехоронили тайком. После этого их все колдунами и начали звать. Раньше наши хлопцы никогда девок из Софьевки замуж не брали, а наши девки за ихних не шли. Это уже после войны выбирать некого стало…
– А что с колдуном?
– Пропал
– Тоже по ночам людей грызла?
– Ты не смейся! – обиженно посмотрела на меня хозяйка. – Я ж вам не досказала… Короче, пришел этот старый колдун на свадьбу. И после того, как люди выпили, стал предлагать свою силу передать. То одному мужику скажет, то другому… Все над ним смеются. А эта рыжая как услышала, так вцепилась в него, как клещ. Люди и не заметили, как они оба ушли. Костик хватился: где? Кто-то видел, куда они пошли, он – следом… Но, видно, опоздал, успела, лярва!
Степановна ловким движением опрокинула в рот заботливо пополненный мной стакан и грустно подперла подбородок кулаком.
– Как в солдаты меня мать провожала… – затянула она.
– Что дальше было, Екатерина Степановна, – поспешно прервала ее Рита. – Интересно.
– Что там интересного? – вздохнула хозяйка. – Сгубила дитенка, паскуда. Иван, брат Костика, с женой и дочкой на свадьбу приехал. Дочка уже в десятый класс перешла, большая была. После свадьбы полегли спать, кто где, девочка просыпается ночью, а эта рыжая стоит над ней, руки раскинув. Вот так!
Степановна попыталась изобразить, как стояла Райка, но чуть не грохнулась с табурета. Я торопливо подхватил и усадил обратно.
– Стоит, значит, – продолжила хозяйка, как ни в чем ни бывало, – и что-то шепчет. Чего ты, спрашивается, над дитенком шепчешь?! – грохнула она кулаком по столу. – А? Лярва ты рыжая… – Степановна всхлипнула. – Девочка наутро никому не сказала, потом только вспомнила. Заболела она в городе. Мерещиться ей что-то начало ночами, вены себе пыталась резать… Родители ее и по докторам водили, и по знахарям. Без толку. Тогда они в Сибирь уехали, на нефтепромыслы. Какой-то знахарь умный им посоветовал. И девочка отошла. Закончила школу, в институт поступила… Надо было не возвращаться сюда, говорил им тот знахарь. Не послушались. И в первый же день, как вернулись, девочка с балкона девятого этажа и спрыгнула. Насмерть…
Степановна замолчала, грустно глядя на растерзанный стол, и я торопливо плеснул ей в стакан. Она, не глядя, схватила его и вылила желтую жидкость в рот. Вздохнула.
– Иван, брат Костика, – продолжила она, – после всего совсем перестал с ним знаться. Сказал: ты мне не брат, я тебя знать не хочу! Но Костик свою рыжую все равно не бросил. Присушила она его, это точно. Она ж от него прямо не отходила. Все увивалась: "Костя, Костя…" Когда его за растрату на "химию" отправили, поехала
– Сюда Константин давно приезжал? – спросила Рита.
– Сюда? – удивилась Степановна. – Уже и забыли, когда видели.
– А жена его?
– Пусть бы только показалась! Здесь народ ее помнит…
– А может они были в своей Софьевке, а вы и не знаете?
– Я? – Степановна хотела обидеться, но на это у нее уже не оставалось сил. – Вы завтра уедете, а тут все будут знать, что у меня гости были. Пусть знают. К ним не ездят, а ко мне – пожалуйста…
– А собака у Кости и его жена есть? – спросил я, вспомнив разговор с Виталиком.
– Нет у них никакой собаки, – удивилась Степановна. – И не было никогда. Райка их очень не любила – покусали ее в детстве. След на ноге остался… – хозяйка хотела показать, где был след, но вовремя передумала. – Зачем ей собака? Она сама собака…
– Вот что, – она привстала, и я подскочил на помощь. – Пойду я спать. Вы тут сами. Перина, подушки – все в шкафу. Диван разложите…
Я довел ее к кровати, где Степановна, едва упав на под снятое мной покрывало, могуче захрапела. Я прикрыл ее и вернулся к Рите.
– Давай приберем! – засуетилась она, и я без слов стал помогать. Разговаривать не хотелось. Мы приехали в Прилеповку зря. Никто не привозил сюда золотых апостолов…
6.
– Ну и перина! Я провалилась в нее, как в сугроб.
– Неужели?
– Аким! Убери руки!
– Где ты видишь руки?
– Я не вижу, я их ощущаю.
– Чувства тебя обманывают.
– Счас как дам в глаз!
– И не будет жалко?
– Ни капельки! Врежу так, что завоешь!
– Степановна проснется.
– Ее из пушки сейчас не разбудишь. Слышишь, как храпит?
– Как тигр рычит… Никогда не думал, что женщины так могут.
– Могут. Я вот тоже постарею…
– Ты? Никогда!
– Так… Где тут ручки наши шаловливые? Вот им! Вот!
– Больно!
– А ты не распускай. Я спать легла!
– Причем прямо в колготках. Ты б еще бронежилет надела!
– Если б был, – надела! Раз по-другому от тебя защититься нельзя. Ты всегда берешь женщин штурмом?
– Планомерной осадой. Я все-таки сын полковника и внук генерала.
– Да ну? Вместо того чтоб приставать, рассказал бы лучше…
– Я не пристаю, я выказываю свое расположение и симпатию.
– И многим ты ее уже выказывал?
– Только тебе одной.
– Я, конечно, сразу же поверила. Обрыдалась тут от счастья. Можно подумать, у тебя до сих пор ни одной девушки не было.
– Это все не серьезно.
– А сейчас серьезно?
– Чрезвычайно. Хочешь, я тебя с моими родителями познакомлю? Хоть завтра? Бросим эту чертову Горку и поедем?..
– Набросались мы… Ну, познакомишь… Что из того? Ты, наверное, уже с десяток кандидаток на смотрины приводил.