Золотые костры
Шрифт:
Пугало точно и не услышало меня — продолжало смотреть на величественные горы да поглаживать рукоятку своего серпа.
А я вспомнил Ганса и наш разговор о церковной магии.
— Подумать только, чтобы скручивать еретиков, убивать демонов и противостоять темным колдунам, нужна такая малость — вера, — сказал он, любуясь Кристиной, которая чистила шкуру Вьюна. — Право, я лишал бы сана клириков, которые не могут пользоваться волшебством. Это означает, что либо они грешники, либо их одолевают сомнения. А таким не место среди пастырей человеческих душ.
— Ты
Мы частенько спорили с Гансом, обсуждая не слишком важные вопросы. Криста лишь обреченно качала головой.
Теперь Ганс мертв, Кристина пропала где-то в Нарраре, а я торчу здесь, общаясь с одушевленным, который не дает себе труда даже рта раскрыть и сказать пару слов.
— Не хочешь оказать мне услугу?
Заинтересованное Пугало тут же повернуло одутловатое лицо, скалясь своей жутковатой улыбочкой.
— Проповедник сказал, что вокруг центральной части монастыря нарисованы фигуры. А ты там спокойно шастало. Не могло бы ты проверить подвалы? Где-то там может жить темная душа.
Оно задумалось на мгновение, а затем отрицательно покачало головой. Ему это было неинтересно.
— Угу, — мрачно бросил я ему. — Вот если бы я попросил тебя прирезать парочку девственниц, то ты бы явно сделало это с радостью.
Мое замечание его развеселило.
Понимая, что помощи от него можно не ждать, я решил вернуться к горному озеру.
Была уже вторая половина дня, небо затянули облака, и я спешил, надеясь вернуться к монастырю до начала сумерек.
На берегу суетились скирры, размахивали руками, хватались за веревку и пытались утянуть в темную дыру пещеры лоснящееся тело топлуна, пронзенного тремя арбалетными болтами. Мокрый Плевун сидел на камне и безостановочно ругался на всю остальную компанию.
Они заметили меня, оставили работу, и Переговорщик на всякий случай спрятал арбалет себе за спину.
— Здорово, гладкокожий, — поприветствовал он меня. — Мы все-таки смогли достать ублюдка. Больше не будет у нас детей воровать.
— Достали?! Это я достал! — заорал Плевун. — Вы меня, придурки, как наживку использовали!
— И что с того? Он же тебя не сожрал, — отмахнулся Подзатыльник. — Чего пришел, гладкокожий?
Я посмотрел на их одноглазые физиономии и негромко сказал:
— Должок за вами, ребята.
— А-а-а… — протянул Переговорщик. — Третий вопрос…
— Да пошлите вы его! — крикнул Плевун. — Мы топлуна прихлопнули, арбалет нам теперь на хрен не нужен!
Остальные скирры не обратили внимания на такое подлое предложение.
— Давай свой вопрос, гладкокожий. Нам до темноты еще надо эту паскуду разделать, — поторопил меня Переговорщик.
— Скирры живут под землей и роют норы в горах. Думаю, такие хитрецы, как вы, позаботились о том, чтобы у вас был вход в монастырские подвалы и погреба.
Они мрачно переглянулись между собой.
— Это вопрос? — спросил главный. — Ничего такого не знаем.
Он отправил злой взгляд Плевуну, и тот возмущенно завопил:
— Да я к ним уже два года не лазил! С тех пор как матушка меня за ту ворованную монастырскую грудинку отлупила! Если и пропало что-то у монахов, то это не я!
— Вот тупой придурок! — в сердцах воскликнул здоровый Подзатыльник. — Все готов разболтать первому встречному!
Плевун закрыл рот двумя руками и в ужасе смотрел на своих товарищей, поняв, что только что серьезно сболтнул лишнего.
— Ладно, гладкокожий. Если тебя монахи послали, то после того случая мы ничего у них не воровали, — вздохнул Переговорщик. — Так им и передай.
— Монахи меня не посылали. Но мне надо проникнуть в погреба.
— А попросить у них? — прищурился скирр.
— Не вариант.
— Тоже, что ли, грудинку спереть захотел? — заржал Плевун, но тут же заткнулся, пронзенный недобрыми взглядами товарищей.
— Это не погреб, — объяснил Переговорщик. — А склад съестного. Под стеной. Кладовая. Тебе нужна дорога? Хорошо. Расскаж…
— Стоп! — оборвал я его. — Под стеной? Мне это не подходит. Нужен проход в подвальные помещения в центре монастыря.
— Эвона ты чего захотел! — присвистнул Плевун. — Нет такой дороги. Еще мой прадед пытался пробить туда лаз, но сами горы против. Земля жжется, и обвалы сплошные. Одно слово — людская магия. Когда несколько наших рабочих погибло, мы больше и не пытались пробраться в сердце Дорч-ган-Тойна. Никакой окорок и сыр не стоят жизней родичей. Нет у нас туда дороги. Вот если тебе кладовая нужна или в катакомбы под часовней пролезть, это пожалуйста. Покажем. А под сам монастырь — увы.
— Катакомбы? Они ведь тоже под монастырем? — заинтересовался я.
— Ну да. Но не под центром, а расположены параллельно склону и уходят вниз, прямо к леднику. Мертвякам-то от холода мало что будет. Правда, теперь лет восемь уже никого там не хоронят.
— Почему?
— Откуда я знаю? Может, надоело спускаться в холодильник. Мы там не бываем. Нет никакого интереса глазеть на гладкокожих мертвых старцев. Так что? Спрашивать будешь?
Ну, что же. Это лучше, чем ничего. Стоит проверить это место. Темные твари любят селиться в могильниках. Солезино тому подтверждением.
— Покажете мне дорогу в катакомбы?
— Покажем, — кивнул Переговорщик. — Если она осталась. Никто из наших семей туда давно не ходил. Тебе прямо сейчас?
— Завтра ночью.
— Лады. Выходи из монастыря, мы тебя встретим.
Я даже не стал размышлять о том, что скажет Проповедник, когда узнает, что я задумал…
Свеча горела слабо, рождая тусклый свет, едва достающий до краев стола. Огонек дрожал, потрескивал и словно бы собирался погаснуть. Я в последний раз все проверил, затянул тесемки на рюкзаке. Прошлым вечером монахи принесли мне вещи — нательное белье, носки и свитер из козьей шерсти, подбитый овчиной старый полушубок, вязаную шапку, перчатки и варежки. Одежду я уже надел и теперь не боялся, что околею среди снега и льда.