Золотые костры
Шрифт:
— Я не откажусь от дополнительных теплых вещей.
Монах улыбнулся:
— Это возможно. Когда вы планируете уйти от нас?
— Завтра. Перед рассветом, — подумав, ответил я. — Тогда у меня будет шанс преодолеть перевал до наступления ночи.
— Разумно, — оценил мою идею монах. — Я скажу брату Яцзеку, чтобы теплые вещи принесли в вашу комнату.
— Спасибо.
— А вторая причина? Вы говорили, их две.
Роман предупреждал меня, что некоторые вопросы могут быть опасны, но я не для того сюда шел, чтобы не задать их:
— Также
Это было ложью, я не знал, куда шел Ганс, но решил посмотреть реакцию. На лице брата Квинтена отразилось лишь удивление.
— Страж? К нам? Нет, никто из Братства не посещал монастырь. Вы первый за многие годы.
— Хм… Я был уверен, что он приходил к вам, и надеялся, что вы прольете свет на его исчезновение.
Равнодушное пожатие плечами:
— Я, конечно, не всегда был здесь, в миру много работы, но обязательно бы услышал, если бы к нам заглядывал кто-то из стражей. Такие гости у нас большая редкость, были бы разговоры. Сожалею, но ничем не смогу вам помочь, господин ван Нормайенн.
Я не стал скрывать свое разочарование:
— Очень жаль.
— Зачем он шел в монастырь?
Вопрос был невинный, но я насторожился. Возможно, это ничего не означает. А быть может, от моего ответа зависит очень многое. Так что я ответил правду:
— Не знаю. Никто в Братстве не знал. Он предпочитал не распространяться о своем путешествии.
— Как давно это было?
— Десять лет назад.
Монах вздохнул:
— Возможно, он пропал где-то в горах. Места здесь пустынные и опасные.
— Возможно… — эхом откликнулся я. — Ну что же. Раз у вас его не было, то меня больше здесь ничто не задерживает, и я с чистой совестью могу отправиться по своим делам, как только помогу вам с самоубийцей. Спасибо, что уделили мне время.
Брат Квинтен поднялся вместе со мной, и в этот момент из соседнего зала раздался громкий металлический звон. Монах нахмурился, широким шагом подошел к двери, распахнув ее, выглянул.
— Что за чертовщина? — удивился он.
Карниз, на котором висела тяжелая бордовая занавесь, упал на пол, открыв ранее не видимую мне стену.
— Ух! — Вот и все, что я мог сказать, глядя на огромную фреску.
В длину она была больше десяти ярдов, в высоту — все пять. В отличие от той, что я видел в трапезной, эта оказалась яркой, словно ее нарисовали неделю назад. Но не это было поразительно, а талант художника. Мастер продумал все — перспективу, позы, падение света и тени, блики на лицах и полутона одежды, каким-то немыслимым образом сумев придать плоской картине объем — нарисованные фигуры, казалось, стоят за стеклом, в мире, где застыло время.
Ярко-алое небо контрастировало с белой, укрытой снежной периной землей. Кое-где снег растаял, и были видны темные проплешины обугленной почвы. На заднем плане черным силуэтом выделялось кряжистое дерево без листьев. Его ветви охватывало разгорающееся пламя.
Левая сторона оказалась недорисована — там виднелось большое серое пятно штукатурки. На переднем плане были… наверное, ангелы. Хотя у меня возникли некоторые сомнения на этот счет.
Потому что обычно ангелов так не рисуют.
Двое молодых людей, широкоплечих, мускулистых, с искаженными от ярости лицами, сражались друг с другом. Оба с длинными, до плеч, развевающимися каштановыми волосами, в одинаковых легких серебристых доспехах — наручи, наплечники, нагрудники и наколенники. Светлые туники в крови. На щеках копоть.
Тот, что был справа, двумя руками вскинул страшный боевой молот, собираясь размозжить противнику голову. Левый, отклонившись назад, закрылся широким мечом с вычурной гардой.
Удивительнее всего было то, что на глазах у обоих были повязки, а крылья совсем не походили на птичьи. Никаких перьев. Лишь яркий, слепящий свет, складывающийся в узнаваемый контур.
— Почему ее прячут за занавесью? — спросил я.
Брат Квинтен внимательно посмотрел на меня, как видно, заметил потрясенное выражение на лице, и негромко спросил:
— А какие чувства у вас вызывает эта фреска, страж?
— Тревогу, — подумав, ответил я. — От нее исходит опасность. У меня желание отойти, отвернуться и в то же время… смотреть дальше.
Грустная улыбка:
— Вот именно поэтому отец настоятель приказал убрать ее с глаз. Чтобы не смущать братьев.
— Кто рисовал ее?
— Один из монахов. Господь наградил его талантом, но использовал он его не так, как это было угодно Церкви.
— Если фреска неугодна, то почему она всего лишь закрыта, а не замазана?
Брат-управитель цокнул языком:
— Брат, который рисовал ее, обладал даром прорицания, и порой у него случались видения. Здесь записано одно из них.
— Это будущее?
— Не думаю. Скорее прошлое.
— А что говорит художник?
— Он давно умер, так и не успев закончить работу. — Каликвец указал на серую проплешину. — Это, как вы можете видеть, один из эпизодов битвы земного ангела с тем, кто пришел в наш мир сквозь адские врата.
Я слышал о земных ангелах от брата Курвуса. Те, кто не присоединился в ангельской битве ни к войскам Люцифера, ни к войскам господа, не желая проливать кровь своих братьев. Они навечно наказаны богом оставаться среди людей и защищать врата, через которые дьявольская орда пытается прорваться на землю.
— Они очень похожи, — помолчав, сказал я, вглядываясь в фигуры. — Кто из них защитник, а кто выбрался из пекла?
— Этого я не знаю. Крылья у обоих светлые, а по канонам у отступников их рисуют темными. Впрочем, люди почти не знают ангелов. Все может быть совершенно иначе. Быть может, никто из них не вышел из пекла. Порой, как говорят легенды, охранники сходят с ума из-за дыхания адских врат. Тогда их убивают братья. Возможно, именно этот эпизод здесь и отразил художник. Что вы ищете на фреске?