Золотые опилки
Шрифт:
Я и поехала… На Бал Жизни. С той лишь разницей, что никогда и нигде не теряла эти лапоточки. Сберегла и поныне. (Как и подаренный Гениной мамой хушпу – чувашский женский головной убор – красный, нарядный, весь в свисающих бусинах, ракушках-каури,
Вдова я уже двадцать лет. И жизнь моя делится надвое: двадцать лет вместе и двадцать врозь. Впрочем, почему – врозь?.. Всё равно с ним вместе.
Однажды Юра, готовя каталог своей первой персональной выставки живописи (до которой он так и не дожил), в статье «Разговор о главном» написал:
«В многочисленных поездках для диплома мной было сделано немало рисунков и этюдов. Много и писем было тогда написано будущей писательнице Ирине Ракше, ставшей потом моей женой и верным другом на всю жизнь, и в радости, и в горе, моим единомышленником, первым зрителем, первым критиком. Я знаю, как много факторов должно соединиться в благом сочетании, чтобы художнику стать художником, чтобы художник осуществился. Вот почему так важно, кто всю жизнь с тобой рядом…»
В трёх дипломах моих написано: «Литературный работник», «Кинодраматург», «Специалист кино и телевидения». А в трудовой книжке – с 1956 года и далее – есть такие записи: «разнорабочая… почтальон… учётчица пилорамы… лаборант птицефермы… оператор хоппер-дозатора… литературный секретарь…» и пр., и пр.
Но вся эта пёстрая канитель – не от хорошей жизни. Как было бы ладно сразу «попасть в себя»!..
Но сразу – в себя – не бывает.
Есть у меня и ещё один документ, такая красная книжечка. Там значится: «Специалист по лечебному и классическому массажу». Это я в 1992 году, когда страна вляпалась в капитализм, когда все редакции и издательства позакрывались, лопнули, скорее курсы массажистов закончила – чтобы не погрузиться в нищету, в безработицу.
Но едва начав этот престижный труд, сразу же поняла: нет, заниматься этим я не смогу. И не потому, что трудно физически, я в силе, в порядке пока. Но ощущение всё-таки жуткое. Чужая кожа, чужие тела, а в них души чужие, иные сущности. И ещё: тут не просто работать надо, тут надо служить. Этому телу, этой душе. (Слуга, прислуга, служба – слова близкие, смыслы разные.) А служить, как я сказала уже, можно только Богу. В общем, тяжкие это деньги – массаж. Не мой это хлеб, тем более, если не халтурить.
Таксовать на своём «жигулёнке» – и то куда лучше. Вот я в девяностые и взялась за баранку.
Я уверена: в жизни надо тем заниматься, что умеешь делать лучше всего… А мне, я думаю, лучше всего писать.
Хотя ни одна моя книга пока не исчерпала меня до конца. Может, ещё успею? Жаль, времени много было упущено. Многие годы утекли, как вода сквозь пальцы. Потрачены в основном на борьбу с бытом, с системой. За кусок хлеба, за крышу над головой. При всей моей энергии в целом я – трусиха. Панически боюсь кабинетов, длинных коридоров, начальства…
Конец ознакомительного фрагмента.