Золотые слезы

Макбейн Лори

Однако прежде чем Шанталь успел выехать в Париж, чтобы настигнуть ее и призвать к ответу, О'Флинны бесследно исчезли, бежав из отеля среди ночи и не заплатив по счету.

Николя продолжал поиски, предполагая, что актерская судьба рано или поздно забросит их в Лондон, Париж или Дублин — поскольку они ирландцы, но неожиданное событие заставило его отложить на время месть. В Калифорнии нашли золото, и Николя, подобно тысячам других авантюристов, отправился туда, чтобы разбогатеть. Он разыскал своего давнего приятеля Карла Свенгаарда и буквально вытащил того из мягкой постели, где он забавлялся с пышнотелыми белошвейками. Лишь кипучая энергия Николя помогла преодолеть природную шведскую медлительность и раздражительность. Немало сил и времени потратил он на то, чтобы доказать Карлу целесообразность перемены в его жизни.

Вдвоем они быстро подготовились к путешествию и оказались в Нью-Йорке

уже весной сорок девятого года. Им пришлось выложить колоссальную сумму — семьсот долларов — за билеты на пароход, направлявшийся в Калифорнию через Панамский перешеек. Однако если учесть, что вместо семи месяцев, за которые большинство старателей добирались до Калифорнии на кораблях, огибающих мыс Горн, им предстояло пробыть в пути всего месяц, то игра стоила свеч. Николя хорошо запомнил, как стоял на палубе парохода, поднявшего якорь в Нью-Йорке. Причал и пирс заполняли толпы людей, пришедших проводить родных и близких в плавание навстречу неизвестности, а может быть, и смерти. Его не провожал никто.

Перегруженный пароход медленно продвигался по штормовой Атлантике, не удаляясь далеко от восточного побережья и держа курс на Чарльстон. Мимо проплывали саванна, песчаные пляжи и топкие низины Флориды. Влекомые теплым течением Гольфстрима, они вскоре достигли побережья Кубы и, миновав старую крепость, охранявшую вход в бухту Морро, бросили якорь в Гаване. Затем, оставив позади буйную растительность садов, плантации сахарного тростника и цитрусовых, принадлежащие богатым землевладельцам, живущим в белоснежных особняках, утопающих в зелени окрестных холмов, они углубились в Карибский бассейн. После захода в Кингстон на Ямайке они направились к Чагресу. Оттуда им предстояло пройти по Чагрес-ривер в глубь перешейка и добраться до Панама-Сити, где их ждала пересадка на другой пароход, который должен был доставить их в Калифорнию. Первые пятьдесят миль по реке путешественники проплыли в челноках, выдолбленных из бревен, — туземцы признавали только такой вид водного транспорта. Круиз по этим экзотическим местам мог бы доставить удовольствие, если бы не частые бури, пережидать которые приходилось на берегу в первобытных хижинах, где кишмя кишели москиты. С невероятным трудом они добрались до Крусеса, откуда их путь протяженностью в двадцать пять миль лежал по каменистой тропе, вьющейся через джунгли среди глубоких оврагов и высохших ручьев. Преодолеть этот путь предстояло на мулах. Пять дней они боролись за жизнь в тропических лесах Панамы под проливными дождями, которые размывали почву, когда приходилось передвигаться по колено в красной глине. Тучи мошки и москитов одолевали изможденных людей, чья одежда, пропитанная дождем и соленым потом, быстро истлела и превратилась в лохмотья, лишив их тела последней защиты от безжалостных тварей.

Благополучно перенеся выпавшие на их долю испытания, приятели оказались в Панама-Сити, обнаружив в его окрестностях огромный палаточный городок, где несколько тысяч золотоискателей с нетерпением ждали парохода в Калифорнию. Панама-Сити, некогда служивший оплотом испанских конкистадоров, намеревавшихся при помощи украденного у инков золота завоевать Новый Свет, теперь пришел в полный упадок. Город являл собой жалкое зрелище: заросшие бурьяном площади, разрушенные деревянные постройки, полуразвалившиеся глинобитные стены, которые почти исчезли под переплетенными щупальцами вьющихся и ползучих растений. Крепость, возведенная для защиты от пиратских набегов и когда-то прекрасно оснащенная, теперь лежала в руинах; от католического собора остался лишь остов, выжженный огнем и разграбленный нечестивцами.

В большинстве своем золотоискатели, населявшие город, страдали от дизентерии, малярии и холеры, настоящим рассадником которых были джунгли. Люди маялись от безделья, играли в карты и пили, ожидая парохода из Перу, который переправил бы их в Калифорнию. Мало того, что им пришлось довольно долго существовать в нечеловеческих условиях, вскоре выяснилось, что купленный ранее билет на пароход действителен только до Чагреса и вовсе не гарантирует получение койки на долгожданном перуанском судне. Из-за перегрузки линии пароходная компания взвинтила цены на билеты, и приятелям удалось попасть на пароход лишь потому, что у них оказалась в запасе лишняя тысяча долларов. Те же, кто был неизлечимо болен или стеснен в средствах, остались в Панама-Сити.

Николя прикрыл на миг уставшие глаза, но тут же снова устремил взгляд к горизонту, над которым появлялась голубая полоска неба. Господи, неужели с тех пор уже прошел год! Целый год непосильного труда на приисках, когда приходилось от зари до зари простаивать по пояс в ледяной воде, вымывая из глины золотой песок, или махать кайлом, стирая в кровь ладони так, что по ночам хотелось выть от боли. Много месяцев они питались одними бобами, кукурузными лепешками и ветчиной, готовя себе еду на костре, когда забрались слишком высоко по западному склону одного из самых высоких пиков Сьерра-Невады, девственную природу которого населяли, кроме них, лоси, олени, медведи гризли да зайцы.

Вдвоем с невозмутимым шведом они поднимались на рассвете и отправлялись на речку, где, вооружась плоскодонными железными лотками, входили в воду по пояс и мыли золото до тех пор, пока руки не наливались свинцовой тяжестью, а ноги не начинало сводить судорогой. Выбиваясь из сия, приятели в наиболее удачные дни намывали золота на шестнадцать-двадцать долларов, и это было ничтожно мало по сравнению с тем, что одно яйцо в городе стоило доллар, а пара ботинок — сорок долларов. И все же работать под палящим солнцем, обливаясь потом и проклиная в душе тяжелый лоток, от которого ломило поясницу, было намного лучше, чем пережидать проливные дожди в хижине, не имея возможности высунуть нос на улицу по нескольку недель кряду. Они не могли оставить участок без присмотра, поэтому добровольно обрекали себя на затворничество и мужественно страдали от клаустрофобии и сырости, от которой не спасали даже толстые одеяла, убивая время за картами и выпивкой. В жизни старателей не было ничего устоявшегося, прочного, поскольку они подчиняли ее лишь стремлению немедленно найти богатую жилу и бесконечно кочевали по стране в надежде застолбить участок, где земля усыпана самородками. Достаточно было пройти какому-нибудь слушку, и целый палаточный лагерь исчезал за одну ночь и перемешался в соседнюю долину. Небольшие старательские поселения тянулись вдоль рек или по дну ущелий, летом их засыпало пылью, зимой они утопали в жидкой грязи и вне зависимости от сезона зарастали мусором и отбросами. Как правило, самыми респектабельными в таких поселениях выглядели игорные дома с зеркалами в золоченых рамах и красными бархатными шторами — здесь старатели меняли потом и кровью добытый золотой песок на виски и женщин.

Николя с самого начала выстроил цепочку событий, приведших его в тот день, когда он увидел Мару, в Сакраменто-Сити. Он и предположить не мог тогда, что несчастье вдруг обернется для него удачей. Однако теперь, по прошествии времени, стало очевидно, что Шанталь принял за удачу фантазию, рожденную его воспаленным воображением. Действительно, только круглому идиоту сломанная нога напарника может представиться добрым знаком судьбы! Они установили у себя на участке Длинного Тома пятнадцати — или двадцатифутовый, сужающийся на одном конце деревянный желоб с металлической сеткой, которую старатели называют решетом, с длинным ящиком-ловушкой для золотого песка. Для того чтобы управляться с этим «чудом техники», требовалось по меньшей мере три человека: двое вставали у широкого конца желоба и без остановки кидали в него землю, которая промывалась проточной речной водой, в то время как третий орудовал мотыгой, распределяя землю равномерно и разбивая крупные комья. Таким образом, тяжелый золотой песок проходил через сито и оседал в «ловушке», а грязь вымывалась водой.

После несчастного случая Николя не переставал укорять себя за то, что пошел на поводу у Карла и отказался нанять одного-двух помощников, понадеявшись, что они справятся с этой махиной вдвоем. В тот день швед бросал в желоб землю, а Николя работал мотыгой. Вдруг Длинный Том потерял устойчивость и стал медленно сползать вниз по склону. Карл предпринял отчаянную попытку удержать сооружение, но свалился в реку, и через миг его засыпало обломками. Николя всегда вспоминал об этом казусе с улыбкой. Благодаря неуклюжему и бессмысленному геройству Карла сам он успел отскочить в сторону и, как говорится, вышел сухим из воды, если не считать потока ругательств и проклятий, доносившихся из-под разбитого деревянного сооружения.

На этот раз Николя не послушался Карла, который предлагал самим загипсовать перелом и не обращаться к врачу, уверяя, что на нем все заживает как на собаке. Шанталь пригрозил шведу, что свяжет его и отвезет в Сакраменто-Сити силой. Решительная непреклонность Николя объяснялась тем, что он нагляделся, как старатели умирали в муках от ничтожных ран, пытаясь лечить их самостоятельно.

В тот день, когда врач осмотрел и загипсовал ногу Карла, Николя и увидел в гостинице женщину, принятую им за Мару О'Флинн. Ему пришлось отложить погоню на несколько дней, пока он не убедился в том, что Карлу не грозят осложнения и что его друг благополучно и со всеми удобствами устроен в гостинице под присмотром хорошенькой француженки из кордебалета, которая нашла белокурого шведа, равно как и его кошелек из оленьей кожи, набитый золотым песком под завязку, необычайно привлекательными.