Золотые слезы
Шрифт:
— И все равно. Казино — неподходящее место для порядочной девушки. Тамошняя публика не знает приличного обращения, — сердито бубнила Джэми.
— По-твоему, мне доставляет удовольствие ходить туда каждый вечер? — вздохнула Mapa и подошла к окну. На улице стеной шел дождь, по тротуарам текли потоки мутной воды. — Ничего, долго это продолжаться не будет. Скоро вернется Брендан, и мы заживем по-другому. Он обязательно вернется, Джэми, надо только верить.
— Проходите, монсеньор, делайте ставки. Возможно, этот день станет самым счастливым в вашей жизни, — ворковала Mapa с улыбкой, намеренно вплетая в свою речь французские словечки. Джентльменам нравилось иметь дело с француженками, они находили их более привлекательными и соблазнительными,
Mapa сгребла проигранные старателем деньги и снова запустила рулетку. Так повторялось изо дня в день, и, как правило, эти несчастные люди скорее проигрывались в пух и прах, нежели пополняли свои карманы. Пока колесо вертелось, Mapa оглядывала зал, уставленный столами под зеленым сукном, за которыми теснились десятки мужчин, пришедших сюда испытать судьбу. Публика в казино была разношерстной, но здесь никого не интересовало, как человек выглядит и во что одет. Главное, чтобы у него не переводился золотой песок. В дальнем конце зала находилась стойка бара, где можно было отпраздновать удачу или напиться с горя, просадив все деньги. Небольшой оркестр играл модную песенку, а на сцене танцевал кордебалет для увеселения посетителей, ждавших, пока освободятся места за игровым столом. Стены украшали зеркала и лубочные картины скабрезного содержания, на окнах колыхались алые бархатные шторы. Свет от люстр, висевших над столами, едва пробивался сквозь пелену табачного дыма, поэтому в зале царил полумрак. Спертый воздух, липкий от застоявшихся запахов немытых тел, пота, сигарного дыма, винных паров и аромата китайских благовоний, которыми окуривали помещение, невозможно было протолкнуть в легкие, настолько он был тошнотворен.
Этот игорный дом ничем не отличался от прочих, обосновавшихся на площади Портсмут. Будь то «Эльдорадо», «Белла-унион», «Паркер-хаус» или «Веранда» — везде клиентам предлагался один и тот же скудный набор развлечений. И везде в качестве платы охотно принимался золотой песок.
Mapa вздрогнула и отвлеклась от своих размышлений, когда почувствовала, что кто-то поцеловал ее обнаженное плечо. Она резко обернулась, исполненная решимости грубо осадить наглеца, но натолкнулась на ласковый взгляд карих глаз Жака д'Арси.
— Mapa, — усмехнулся он, прочитав недовольство в ее глазах. — Почему ты никогда не улыбнешься бедному Жаку? А между тем щедро расточаешь улыбки этим идиотам?
— Разве вы забыли, что платите мне именно за это? — равнодушно отозвалась Mapa, отнимая руку, которую Жак норовил погладить.
— Я мог бы платить тебе и за другие услуги, моя крошка. — При этих словах голос Жака стал глухим, а глаза заволокла влажная пелена. Его страстный взгляд, казалось, прожигал ее кожу, медленно скользя по груди, выступающей из декольте красного бархатного платья, которое Mapa надела в тот день впервые.
Какая глупость с ее стороны! Ведь это платье приносило ей только несчастья. С того самого дня, когда она получила его в подарок от Джулиана, начались ее страдания. Когда по приезде в Сан-Франциско Джэми стала распаковывать дорожный сундук, присланный, доном Андресом, и достала из него аккуратный сверток с платьем, Mapa застонала от отчаяния. Наверное, платье осталось в ее комнате, и слуги упаковали его вместе с другими вещами. Откуда им было знать, что это платье ей не принадлежит! Каково же было изумление Джэми, которая не видела платья с тех пор, как вернула его прежнему владельцу в Лондоне! Маре пришлось поведать ей историю его чудесного появления, и Джэми, узнав о том, кто такой Николя, лишь без сил опустилась на край кровати. Но в этот вечер Mapa решила надеть что-нибудь новенькое и вспомнила о злополучном платье. Ее повседневный гардероб был довольно скуден, и девушке вдруг захотелось разнообразия. Кроме того, Mapa надела его для самоутверждения. Ей было необходимо доказать себе, что она в состоянии забыть Николя, что трагические воспоминания, связанные с этим платьем, перестали для нее что-либо значить. Но оказалось, что она ошиблась. Одно лишь прикосновение мягкого бархата к коже напомнило ей о руках Николя, ласковых и чутких в ту единственную ночь, когда они любили друг друга, сильных и грубых в тот момент, когда Шанталь в ярости натягивал на нее это платье.
— Благодарю вас, Жак, — как можно более мягко ответила Mapa. — Мне хватает жалованья. И перестаньте называть меня своей крошкой.
— Когда-нибудь ты сама придешь ко мне и будешь лезть из кожи вон, чтобы снискать мое расположение. — Улыбка на его лице тут же сменилась жестокой ухмылкой. — А пока, моя крошка, занимайся делом, а не то мне придется тебя уволить.
— Я хорошо справляюсь со своими обязанностями, Жак, — резко отозвалась Mapa. — И потом, вы же не хотите, чтобы я устроилась на работу в другое казино? Мне без труда удастся переманить туда половину ваших клиентов, и вам это прекрасно известно. Зачем же подрывать свой бизнес?
Жак пристально посмотрел в ее надменное лицо, и гримаса ярости исказила его черты.
— Кому захочется брать на работу крупье женщину с изуродованным лицом? — угрожающе тихо вымолвил Жак, проводя кончиками пальцев по ее щеке. — Она всех клиентов распугает. Как ты считаешь, моя крошка? А твой любовник, который сейчас называет тебя «красоткой», не станет даже смотреть, в твою, сторону. Так что запомни, — работать ты будешь только на меня, и ни на кого другого. Иначе придется разукрасить твое хорошенькое личико, — предупредил ее Жак, но тут же примирительно улыбнулся. — И все же я не понимаю, зачем тебе торчать за этим столом и получать чаевые, если ты могла бы иметь по пятьсот долларов с каждого клиента, работая в номерах на втором этаже. Ты глупая женщина, крошка. К чему такая разборчивость в выборе мужчины?
— Я не проститутка, Жак, — ответила Mapa, отвернувшись. Ее вдруг охватил страх. Когда Mapa начала у него работать, он только что открыл свое заведение и был заинтересован в привлечении клиентов, поэтому сразу же оценил ее, как крупье. Но теперь Жак прочно встал на ноги и стал вести себя наглее. Маре все труднее было удерживать его на расстоянии, и она понимала, что пройдет совсем немного времени, и отвергать его домогательства, сводя все к шутке, станет невозможно.
— Пойдем к столу, где играют в фаро. Там собралось несколько серьезных клиентов. Я хочу, чтобы ты занялась ими, — сказал Жак и сделал знак другой женщине, чтобы та оставалась у рулетки.
Mapa пошла за ним следом, чувствуя на себе скользкие взгляды подвыпивших мужчин, готовых сорвать с нее одежду. Mapa привыкла к тому, что мужчины теряют рассудок в ее присутствии, но даже ей было невдомек, что испытывают старатели, оторванные от своих жен и возлюбленных, истосковавшиеся в горах по женской ласке, когда ее видят. Тем не менее, никому из них и в голову не приходило наброситься на девушку или проводить скабрезным замечанием. Mapa обладала неким таинственным свойством, убеждающим мужчин, что она истинная леди, и вынуждавшим их держаться в рамках приличий.
Mapa села за стол, сделала глоток шампанского из бокала, поднесенного официантом, и, взяв в руки колоду карт, с улыбкой оглядела джентльменов, расположившихся напротив. Она разложила пиковую масть и стала терпеливо ждать, когда игроки сделают ставки на ту или иную карту. Затем, поставив перед собой ящик-фаро, Mapa стала держать банк. Она доставала по две карты разом и выкладывала их на стол, чтобы игроки могли определить, чья карта бита, а чья выиграла. Если ставка сделана на восьмерку пик, а первой выпадает восьмерка червей, игрок в проигрыше. Если наоборот, банкиру приходится расплачиваться.